Фантом согласно мотнул головой, Диего развернулся и застыл на месте. В воротах стояла София. Он помедлил, гадая, как долго она наблюдала за ним, лихорадочно подбирая слова для оправдания. Но София, казалось, не заметила его замешательства. Она подошла к Фантому и, ловким движением рук, отвязала поводья от коновязи.

– Пойдем? – в ее голосе звучала легкая непринужденность

Диего кивнул, пропуская ее вперед, и последовал за ними.

Большинство калифорнийских женщин предпочитали ездить на лошадях, сидя в седле по-мужски. Это было вполне обычным явлением для местных жителей. Однако, глядя на Софию, он понял, что она отличалась от всех остальных.

Она двигалась с такой грацией и уверенностью, словно родилась в седле. Когда она неслась по полям и холмам, казалось, что она и Фантом – единое целое. Ее глаза искрились неподдельным восторгом, когда она погоняла белоснежного коня по диким просторам. Диего не мог отвести взгляда, завороженный ее мастерством и страстью. Втайне он мечтал оказаться рядом с ней, верхом на своем Торнадо, но эта мечта казалась такой далекой и несбыточной.

Спешившись с паломино, Диего делал вид, что проверяет подпругу, но на самом деле, не отрываясь, любовался открывшимся видом. От быстрого бега шляпка соскользнула на спину, шпильки не удержали золотые локоны, и теперь, издалека, казалось, будто струящиеся волосы Софии сливаются с белоснежной гривой Фантома в единый, ослепительный поток.

Солнце медленно погружалось за горизонт, оставляя на небе оттенки багряного, золотого и лилового. София придержала коня, завороженно любуясь пылающим закатом. Затем, обернувшись, с тихой радостью воскликнула:

– Дон Диего!

Диего, словно эхом отозвавшись на ее зов, пустил Арабеллу в галоп. Он поравнялся с девушкой и снова залюбовался ею: глаза прикрыты, довольная улыбка играет на ее порозовевшем от скачек лице, золотистые волосы волнами ниспадают ниже плеч.

– София?

Она распахнула глаза, и звонкий смех, словно россыпь колокольчиков, огласил окрестности:

– Сердечно благодарю вас, дон Диего!

– За что? – с искренним любопытством поинтересовался он.

– За этот мир, – девушка, взмахнув рукой, словно объяла разом все вокруг.

– Вы – прекрасная наездница, – заметил Диего, не отрывая от нее восхищенного взгляда. – Кажется, будто рождены в седле.

Она вновь рассмеялась, и этот смех отозвался теплом в его сердце.

– В детстве я жила у бабушки и дедушки. У них был табун породистых лошадей, один из лучших в России, – Она на мгновение умолкла, словно погрузившись в воспоминания. – Мама была фрейлиной у императрицы Екатерины. Дед, Матвей Алексеевич, надеялся, что при дворе его единственный ребенок сможет найти лучшую партию. Но мама влюбилась в молодого испанца, приехавшего в Россию с испанским посольством. Когда матушка-императрица соблаговолила дать позволение на брак с иноверцем, дедушке пришлось смириться.

Диего внимательно ловил каждое ее слово, и теперь, слушая рассказ, он, наконец, понял, как в этой калифорнийке могли так причудливо сплестись светлая кожа, золотые волосы и зеленые, словно весенняя листва, глаза.

– Маму тоже звали Софья, моя «няня» Анна – ее молочная сестра. Мама боготворила лошадей, и я, кажется, сначала научилась держаться в седле, а уже потом ходить. У нее был белоснежный конь, которого она ласково звала «Снежок», – она произнесла это имя по-русски, словно пробуждая в памяти что-то светлое и далекое. – Она умерла, когда мне едва исполнилось пять лет. А когда не стало деда и бабушки, мы покинули Россию. Все наследство деда отошло к какому-то дальнему племяннику. Он милостиво отдал нам лишь Снежка…