– Я тут подумал… – начал я, прокручивая в руках ложку. – Вы смотрели фильм Тарковского «Жертвоприношение»?

Авраам оторвал взгляд от книги, приподнял брови.

– Да. Очень давно.

Лея, которая сидела рядом, тоже заинтересованно посмотрела на меня.

– В общем, там главный герой, Александр, узнаёт, что начинается война. Конец света. Он в отчаянии. И он начинает молиться Богу и дает обет: если мир будет спасён, он откажется от всего, что у него есть.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– Он просыпается, и мир действительно спасён. Всё, как раньше. Но он держит слово. Он сжигает свой дом. Отрекается от всего.

Я откинулся на спинку стула.

– Вот я и думаю… Если бы я мог что-то сделать, смог бы я? Смог бы я пожертвовать всем, если бы знал, что это изменит мир?

Авраам слушал меня внимательно, но в его глазах не было ни одобрения, ни удивления. Он будто ждал, чтобы я задал этот вопрос.

Он немного отодвинул чашку с чаем и сказал спокойно:

– А ты знаешь, что на самом деле он нарушил духовный закон?

Я замер.

– Что?..

– Жертвовать ничем не нужно. Вмешиваясь в процесс, мы разрушаем порядок мироздания.

Я ошеломлённо посмотрел на него.

– Но… как же так? Он спас мир! Разве это не правильно?

Авраам покачал головой.

– Спас ли? Или просто стал свидетелем того, что и так должно было произойти?

Он сделал паузу, а потом продолжил:

– Представь, что ты вмешиваешься в поток реки, меняешь её течение, пытаешься удержать воду в руках. Что происходит?

Я молчал.

Лея тихо сказала:

– Вода всё равно находит путь.

Авраам кивнул.

– Именно. Но пока ты пытаешься её остановить, ты сам тратишь все силы и не даёшь реке течь естественно.

Я задумался.

– Значит… выходит, если мы видим, что кто-то страдает, мы должны просто стоять в стороне? Не вмешиваться? Не помогать?

Я услышал нотку возмущения в своём голосе, но Авраам, казалось, ждал этого вопроса.

Он улыбнулся.

– Вот теперь ты спрашиваешь по-настоящему.

Я напрягся, ожидая ответа.

– Конечно, мы должны сострадать. Но сострадание – это не жертва.

– А в чём разница?

Авраам поставил локти на стол.

– Когда ты жертвуешь, ты говоришь миру: я возьму на себя этот груз, потому что без меня ничего не изменится. Ты ставишь себя центром.

– Но если я не помогу – кто поможет?

– Свет.

Я нахмурился.

– Что?

– Творец создал этот мир, и он работает по определённым законам. Свет сам по себе уже содержит исправление. Твоя задача – не страдать за других, а быть проводником этого Света.

– И как это выглядит на практике?

Авраам сделал паузу, а потом спросил:

– Если ты видишь, что кто-то тонет, что ты сделаешь?

– Ну… брошу ему спасательный круг?

– А если ты сам не умеешь плавать?

Я задумался.

– Значит… надо сначала научиться плавать?

Авраам кивнул.

– Ты не можешь спасти мир, если сам утонешь в хаосе. Поэтому главное не жертвовать собой, а наполниться Светом и передавать его другим.

– А если мир всё равно катится в бездну?

– Мир катится туда, куда его ведёт сознание людей.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Ты не можешь изменить мир. Но можешь изменить себя. А когда ты изменишь себя, мир вокруг тебя тоже изменится.

Я переваривал его слова.

Лея вдруг положила руку мне на плечо.

– Ты не должен сжигать свой дом, Эли. Ты должен его осветить.

Я посмотрел на неё, и в этот момент всё встало на свои места.

Тарковский ошибся.

Жертвовать ничем не нужно.

Нужно зажечь Свет.

Родители кайфовали от жизни в Испании.

Честно, я не виню их. Они, наверное, всю жизнь мечтали жить так – без московской суеты, без пробок, без этого вечного напряжения, которое преследовало всех нас дома. Теперь у них были виноградники, хайкинг в горах и падел – игра похожая на теннис, в которую они играли в компании таких же эмигрантов, как они сами.