В отличие от Катерины Галка всегда была проще и романтичнее. И она всегда была на стороне женщин, в чем бы спор ни заключался. Мы познакомились с ней несколько лет назад по работе и с тех пор дружили. У нее были задорные темные кудряшки, топорщившиеся во все стороны и выдававшие ее легкий характер. И мужчина у нее был легкий, с ним они жили гражданским браком уже с десяток лет, растили сына, и обоих это устраивало.

– Спасибо, дорогая, – поблагодарила я, смеясь, и чокнулась с ней бокалом каберне.

Меня отправили в командировку вместе с музыкантами нашего оркестра. На поезде мы добрались до Ростова, дальше – на автобусе до Луганска. Оркестр, к их великому облегчению, остался там, а меня встречала видавшая виды серая «Нива» с водителем дядей Сережей.

– Вот вы, конечно, молодец, – удивлялся он, складывая мою сумку в багажник своего потрепанного боевого коня. – Молодая симпатичная женщина. Одна! К нам!

Он был среднего роста, поджарый, очень загорелый, шустрый мужчина лет пятидесяти с обильной проседью в густых черных волосах, с такими же седеющими усами, в штанах камуфляжной расцветки, кроссовках и черной футболке. Живые черные глаза с интересом задерживались на мне, видимо, прощупывая, что я за человек.

Я старалась сохранять непроницаемое лицо. И ждала, когда он закончит суетиться вокруг машины, чтобы уже можно было сесть и ехать.

– Сейчас еще Ивана дождемся и тронемся, – пообещал дядя Сережа.

Какого Ивана мы ждали, я понятия не имела. Зачем мы его ждали – тоже. Видимо, попутчик какой-то, решила я. Скрестив руки на груди, я терпеливо осматривала окрестности.

Мы были на привокзальной площади, народу было немного, но суета обычной вокзальной жизни все равно ощущалась. А вот война не ощущалась вообще. Точнее, специальная военная операция, поправила я сама себя мысленно. Да, военных много вокруг, но оно и понятно. Прифронтовая территория, вполне естественно, что готовность здесь всегда номер один.

Но так уж устроен человек, что даже в самых тяжелых условиях он все равно стремится обустроить свой быт и жить нормальной жизнью, насколько это возможно в имеющихся условиях. А потому совсем неудивительны мне были две торговки помидорами и перцем возле выхода из автовокзала, бабулька с мешочком семечек, в который был аккуратно воткнут стаканчик с теми же семечками, и мальчишки, крутящиеся возле военного патруля, дежурившего на площади.

– Дарья Владимировна, поехали! – донесся до меня сзади голос дядь Сережи. Отвлекшись на городскую жизнь, я не заметила, как к «Ниве» подошел крепкий мужчина в камуфляже, с рюкзаком цвета хаки и спортивной сумкой.

На вид ему было около тридцати пяти – сорока, ростом повыше меня на полголовы, темно-русый, коротко стриженный, загорелый. На шевроне красовалась надпись «Мам, я в шапке!». На другом шевроне, на груди, была надпись «Мордор». Я подозревала, что это и есть тот самый Иван, которого мы ждали.

Внимательные серые глаза с прищуром оглядели меня с ног до головы. Я приблизилась и из вежливости сказала:

– Здравствуйте! – как можно дружелюбнее. Хотя Иван-Мордор явно скептически относился к моему присутствию в данном месте и в данное время.

Иван кивнул, но ничего не сказал. Молча закинул пожитки в багажник и уселся на переднее пассажирское сиденье.

Мне, немного обиженной таким холодным приемом, ничего не оставалось, как занять заднее сиденье. Подумаешь, больно надо, сказала я себе. В конце концов, я по делу приехала и совсем не к нему. Возможно, я после этой поездки и не увижу его больше никогда, так какое мне дело, что он там о себе думает.