В этом доме двери сегодня не закрываются с шести до семи часов вечера.

Раз в месяц по субботам в этот часовой промежуток земного времени региона Восток-Север 31 квартира Анжелики Пинсховны Намзагеевой постепенно наполняется разнополыми гостями. Ими займутся чуть позже. Их пока нет. Короткая стрелка часов застыла в районе цифры «четыре». Хозяйка дома и ее лучшая подруга – секретарь-машинистка одного очень известного начальника – ведут на кухне за мытьем праздничных импортных сервизов любопытный (для подслушивающего через вентиляционное устройство, верхнего соседа Намзагеевой, бывшего соседа Нихилова, пенсионера Высокой Квалификации, прибывшего в вышеобозначенный город два месяца назад по будто бы таинственно-дикой, несуразной прихоти) и неторопливый разговор.

– Ты точно рассчитала, хватит на всех пирожных?

– Хватит, исходя из расчета три на двоих. Кто-то съест два, кто-то три, кто-то одно, тогда кто-то может позволить себе и пять. Будут еще и два торта и три килограмма шоколадных конфет. Катька должна вот-вот принести.

– А он будет? – набралась смелости Жанна.

– Будет, твёрдо успокоила Анжелика Пинсховна, – его Бернштейн приведёт. Обещала. А если она обещает, то, сама знаешь, слово держит.

– Анжелочка, милая, мне не хотелось у тебя спрашивать…

– Ну?

– Но ходят слухи…

– Ну-ну?

– Будто она с ним…

– Сейчас же выбрось это из головы! Ну сама подумай, дурочка, он человек молодой, энергичный, интеллигентный, а она… Да что там говорить! Завидуют их творческому союзу, блестящим лекциям, дружбе в конце концов. Ты тоже – поверила! Ей все-таки пятьдесят, да и внешние данные не для него. Стал бы он мараться! Нас вон – пруд пруди.

– А будто ее Глобов говорит…

– Чепуха! Глобов! Он говорить-то умеет?

– Ну, а вот говорят еще – от него жена ушла?

– Не слышала и слышать не хочу! Сплетни. Вспомни, что обо мне несли, когда у нас с Митей началось.

– А кстати, – оживилась Жанна, – Митя будет?

– Ну ты же знаешь, он приходит одним из первых. Сегодня уже заходил.

– Вынюхивал? У вас все по-прежнему? Нет, Анжелка, я не собираюсь тебе давать советы, но три дня назад я видела его с какой-то дамой, очень ничего себе… Тебе бы неприятно было, если бы ты знала, что он живет с другой и рассказывает о тебе интимное? А сам всегда здесь. Странно это. Что, у него самолюбия нет?

– Жанна, ты сегодня задаёшь ненужные вопросы. Ты же знаешь, в субботу двери открыты для всех наших друзей. Дмитрий их всех отлично знает, они ценят и уважают его так же, как и меня, и наши личные отношения не имеют в этот день никакой силы. Если он поступил со мной, как… – ее губы задрожали, – свинья, то это не значит, что я ему буду мстить, как последняя мещанка. Он же поплатился сам своей собственной совестью, осознаёт и даже спрашивал у меня, может ли у нас начаться всё…

– Да ты что?!

– А я разве тебе не говорила?

– Ну-ка, расскажи, расскажи!

– Да что тут рассказывать. Я ему отказала.

– Ну это само собой, а он?

– Он, – Анжелика Пинсховна выпрямилась, ее лицо приняло черты каменной решимости, – этот человек упрекать начал, говорил, что я его предаю. А как же ты, голубчик, хотел!

– Как же ты, развратник, хотел! Тебе можно, а жене нельзя! Юбочник!

Чувство глубокой солидарности взволновало пылкую Жаннину натуру. Не сходя с места, она дала гневную отповедь бывшему мужу Дмитрию, требовала добиваться развода и брать от жизни все, что полагается умной, поэтичной, современной женщине.

– Ты сколько для него сделала, потратила на него годы, воспитала дочь, отказывала себе в любви, а он что тебе дал? Только в постели и был хорош (терпеливый Певыква чуть не брыкнулся со стула от изумления и восторга). Ты и теперь столько терпишь, я тебе удивляюсь, в медицинском отношении так нельзя… Я, конечно, тебе не советчица, но гнала бы ты его в три шеи отсюда!