«Евгений Онегин» (6:XLIV)
Невольно всплывают строчки из Данте «Земную жизнь пройдя до половины, //Я очутился в сумрачном лесу…»
«Душа родная»
«Цвела как ландыш потаенный…»
«Евгений Онегин» (2:XXI)
Любовь Ленского имеет платонический подтекст. Его любовь чиста, как и сама Ольга – предмет его любви:
Здесь есть скрытые намеки на связь души Ольги с нездешним «потаённым» миром. «Ландыш потаённый» – очень выразительный символ, предназначенный изобразить достоинства, не выставляющие себя напоказ, и радость тихо цвести в неизвестности, распространяя своё благодатное влияние на людей, многие из которых при этом даже и не догадываются об источнике своего благополучия.
В другом месте Пушкин сравнивает портрет Ольги с портретом Девы Марии: «Точь в точь Вандикова Мадонна». «Кроткой фиалкой» называл Святой Бернард Деву Марию. Этот образ является характеристикой существа, стремящегося скорее принести окружающим радость, чем завоевать чьё-либо восхищение.
Символизм фиалок часто обыгрывался в поэзии и на картинах художников, например, в сценах поклонения волхвов или же у подножия креста. Фиалка, растущая у подножия кипариса, является ссылкой на целомудрие Девы Марии и кротость Младенца Иисуса Христа (ср. также у Пушкина: «Невинной прелести полна»).5
Ленский – совершенный носитель романтического культа любви, который стал его мироощущением. И когда он описывает Онегину Ольгу как пышногрудую красавицу – это скорее описание традиционного образа полуобнаженной античной богини-музы «с неизъяснимою красой» и стремление материализовать совершенство, существующее уже где-то в других пределах:
В черновом варианте главы Третьей у Пушкина имелся также ещё один – более идеальный портрет Ольги:
В любви Ленского есть также романтическая и платоническая идея невыразимости глубинных духовных истин: в любви души взыскуют объединения со своими половинками, от которых они при воплощении были отделены; любовь восстанавливает трансцендентальную целостность бытия:
Ангел
Рисунок Нади Рушевой
Интуитивно постигаемый союз душ является моделью посмертных прозрений человека. О том, что души этих двоих образовывали некий союз в мире потусторонности, говорят и пушкинские строфы о связи Ленского и Ольги с их раннего детства, с той довольно идиллической поры, когда души ещё хорошо помнят своё прошлое, а также «рифмующиеся» затем события их жизни.
Набоков считал, что Ленский ухаживал за Ольгой «метафизически» – как за небесным идеалом любви (с. 266). Она – его Муза, «богиня тайн и вздохов нежных», вдохновляющая на воспевание. Несмотря на то, что Ленский будет формально помолвлен с Ольгой, сам он полагал, что речь не идет о земном браке:
Об этом говорит также и его предсмертное послание, в котором он называет себя «супругом», но его призыв: «Сердечный друг, желанный друг, //Приди, приди: я твой супруг!..» – звучит скорее как мистический: (6:XXII). В этой истории концепция любви имеет действительно скорее мистический оттенок.