В разгар танцев, когда включили медляк, и приезжие парни разобрали местных девушек, Маша отошла к отврытой двери клуба и услышала крики на крыльце. Вышла, и не удивилась. Лёнька орёт и вырывается, поэтому прижат к стене своим другом, ради безопасности, на руках у друга висят девушки. Лёнька орёт, друг стонет, девушки визжат. Брат требует, чтобы наших девочек не трогали. Он скалится, матерится и орёт надрывно, чтобы парни уматывали домой.

Девчонки, с которыми Маша глотала пиво, пытаются успокоить Лёньку:

– Лёня, Лёнечка, видишь, сейчас медляк, а мы тут! Мы даже приближаться к ним не будем. Лёнь, ну успокойся пожалуйста!

Маша тихо стоит в толпе образовавшейся вокруг брата. Липкие локти, горячее дыхание, мокрые на спинах футболки девочек, голые блестящие в отсветах светомузыки спины парней, запах пота, алкоголя и туалетной воды перебивает запах ночного села. Маша видит, что её ищут глазами. Она торопливо выходит из толпы, уходит за линию света, смотреть на звёзды и ждать конца конфликта. Она немного боится, что её сейчас схватят и заставят успокаивать Лёньку. У брата на лице неприятное выражение торжества. Ему нравится драма. А Маше нет.

Она идет на берег мелкой речки, в нескольких метрах от клуба и там смотрит на луну над хребтом гор. Мысли сами вернулись к тому, что давит на сердце.

На дискотеке нужно оставаться до закрытия. Придешь домой раньше одиннадцати вечера, мать начнёт трясти: что случилось, как настроение, с кем опять поссорилась. А может ещё заметить, что пьяная. Тогда не отвертишься. Задушевные разговоры про то, что пить не нужно, а с девчонками можно найти другой способ общения, обеспечены. Маша не понимает, почему её не понимают, когда она говорит на языке села. Простые разговоры про парней, смех без причины, обсуждение одежды и новостных новостей, она всё это умеет. Но оказывается, нужно что-то ещё, что бы тебя принимали. Эти девочки её ровесницы, семнадцать-восемнадцать. И перешли в девятый класс, второгодницы. Маша знает, что им ещё и в городе придется пресекаться. В первые годы в далёком городе свои держатся вместе, те, кто учился старше и покинули село говорили об этом. Маша не разговаривает на интересные для неё темы. Про Достоевского, как «Идиот» перевернул Маше душу, про ранние стихи Ахматовой, которые особенно хороши сейчас, а вот поздние, наверное, зайдут после тридцати. Про внутренние мотивы героев последних фильмов, которые можно посмотреть на dvd. Ни о чём этом Маша не говорит. Это не интересно для сельской молодёжи.

Она прислушалась: крики на крыльце стихли. Маша встряхнула себя, вернулась в клуб, а тут объявили белый танец.

– Проходили, мам. Мы всё проходили. Вот куда всё вынесло: в бойкот от девчонок, в Катькины интриги, в репутацию, при которой ни один парень не пригласит на медляк в родном селе. – Маша стоит у стены, шепчет себе, смотрит, как пары, слишком близко прижавшись друг к другу медленно идут под музыку.

Но Маше хочется домой пораньше. В одиннадцать, когда нужно расходиться, клуб не закрывают. Саня Вдовин, родственник тёти Саши, заведующей клубом, попросил ещё на час остаться на работе. Саня редко приезжает, тётя Саша, мамина троюродная сестра и одноклассница, согласилась.

Душной полночью, Маша идет одна домой, любуясь звездами, наслаждаясь тихим прохладным ветерком, тянущим с гор. Впитывает село, в котором выросла. Для неё село – это не только люди. Но и горы, под бок которых прижимаются сёла, смена сезонов, дорога, по которой она ходила и бегала, сколько себя помнит, огромный старый тальник за окном. Звуки, вечерние и утренние, весь мир, дающий девушке надежду и красоту, и счастье.