Дома Рашель говорила ему неоднократно, когда он пытался вмешиваться в ее дела:

– Управляй страной, а я справлюсь сама с домашними делами.

Однажды во время отсутствия отца Витторио и Бруно, нахватавшись словечек из фашистского жаргона, попытались навести критику на поданный им обед.

– Спагетти и мясной соус – для сыновей революции? – заявили они хором. – Это – блюдо старой буржуазии.

Рашель попросила повторить сказанное, а затем воскликнула с яростью, отчего им стало стыдно:

– Это все вина вашего слабоумного отца!

Жизнь семьи Муссолини на вилле Торлония была стабильной и счастливой, как и во многих домах среднего достатка. Папа, как его называли дети, поднимался в 7 часов утра, совершал небольшую проездку на своей арабской лошади Фру-Фру, подаренной ему почитателями, и редко возвращался домой ранее часа ночи. Муссолини, вечно очень занятый, завтракал в столовой комнате на втором этаже за большим круглым столом не дольше чем три минуты, засекая время секундомером.

– Нельзя терять ни минуты, – говорил он сам себе, выпивая залпом бульон с пастой и съедая кусочек хлеба из непросеянной муки.

Хотя язва его и зажила, он никак не мог избавиться от диспепсии. Отказавшись от кофе и вина, он жил на строгой диете, состоявшей в основном из фруктов и овощей. Но даже и эта пища доставляла ему дискомфорт: довольно часто уже через десять минут после еды он испытывал боль, откидывался на спинку стула и поднимал колени, облегчая положение желудка.

Случались, однако, и веселые минуты. Иногда, постучав вилкой по бокалу, как бы давая настрой, Муссолини вместе с любившим музыку Бруно пели дуэтом отрывки из арий Пуччини или Моцарта. В другой раз он устраивал шумную возню с сыновьями, веселясь от души, когда во время игры в футбол мяч попадал в окно. В таких случаях Рашель устанавливала штраф в тридцать лир с головы. Дикие звери увлекали его не менее, чем ребят. В домашнем зверинце у них были королевский орел, сокол, обезьянка, две газели, две черепахи и ангорский кот Пиппо. В течение двух месяцев отец с сыновьями прыгали и скакали с четырьмя львятами, жившими на веранде, пока Рашель не потеряла терпение и не сдала их в зоопарк.

Для семьи и прислуги вечерние кинофильмы стали своеобразной необходимостью, хотя Муссолини иногда и клевал носом. Но фильмы с участием Валласа Вира и Греты Гарбо он мог смотреть хоть за полночь.

– Хорошо, хорошо, – бормотал он про себя, приходя в восторг, когда кейстонские полицейские появлялись на экране.

Огоньки сигарет, видимые сквозь деревья, свидетельствовали о том, что собственные полицейские агенты исправно несли службу по охране виллы, что являлось явным признаком: семья эта не принадлежала к семьям среднего класса.

Во многих аспектах его экономность соответствовала бережливости Рашель. В 1929 году он побил рекорд Пу-Ба (персонаж в комической опере «Микадо»), заняв сразу шесть министерских постов – внутренних дел, иностранных дел, военного, флота, авиации, корпораций, – не всегда вовремя получая даже свои сорок тысяч лир как премьер-министр. Значительная часть сумм, вложенных им в правительственные ценные бумаги, – более пятисот тысяч лир – являлись его доходом еще в период «Иль Пополо», а также тысяча шестьсот долларов в месяц, получаемых им за еженедельные газетные статьи, публикуемые в хорстовской прессе.

Не считая его слабости к смене постельного белья три раза в неделю, личные его расходы не превышали тех пятнадцати лир, которые он потратил в свое время на приобретение колыбельки для Эдды.

Таким был папа в своей семье. Но во дворце Венеция, куда он перенес в сентябре 1929 года свою резиденцию, знали другого Муссолини – дуче. Там, на втором этаже дворца, он был правителем, державшим в страхе весь мир. В его кабинете, имевшем размеры более двадцати метров в длину и около пятнадцати – в ширину, было почти совсем пусто, как в покинутом храме. Человек, вызываемый туда, видел лишь «горящие глаза за столом из розового дерева». Кабинет был настолько большим, что дуче общался со своим персоналом знаками. Так, например, широкий жест руками означал: «Принесите газеты», резкий взмах правой рукой следовало понимать: «Больше ни одного визитера».