Стоит отметить, что перед любым взрослым, который мог бы задаться теми же, что и я целями, у меня было некоторое преимущество, а именно отсутствие привычек. Я к примеру, не стал бы в подражание какому-нибудь заправскому хирургу расчленять тело ада, и даже бы не подумал отыскивать в его внутренностях причину того или иного заболевания, коих у него большое количество. Нет, я был убежден в том, что с легкостью проскочу через все пожары и не обожгусь, не было сомнений и в том, что сердце моё останется равнодушным ко всем тем оргиям, становившимся доступными благодаря притону. Что и говорить, но ведь именно привычки, их количество определяет уровень зрелости человека, и если строитель в силу своего ремесла и некоторого к нему предрасположения, привык ко всему подходить капитально и строго, то и по отношению к кутежу он будет занимать точно такую же позицию, а значит и шансов вырваться из лап порока у него куда меньше.

Но я ошибался, и все мои преимущества спустя время обернулись против меня. Едва начав жить, не имея даже какого-то определенного характера, я без раздумий начал выковывать его в притоне, в этой грязной и отвратительной кузнице, где грязью было и черное, и белое.

Однажды, и пожалуй этот день запомнится мне навсегда, ведь именно тогда  и началось постижение ада, который в действительности не имел никакого отношения к притону, я поймал себя на мысли, что избранный мной путь никуда привести не может. Находясь в состоянии при котором иллюзия падения, с её убежденностью в том, что похоть или пьянство являются объектом изучения и не более того, развеивается и перед тобой зловещей фигурой встает осознание, что эти два демона постепенно становятся частью тебя самого.

Абсолютно голый я лежал на полу залы, сжимая в объятиях девушку, одетую не более моего и уверенную в том, что иной жизни просто не существует. Кровь наша уже давным-давно обратилась в вино и ничего не соображая мы утопали в океане сладострастия, нелепо барахтаясь и трясясь словно в припадке. Дверь, бывшая до того закрытой скрипнула и на пороге появился Андрей. Ой-ой, – проблеял он и засмеявшись вышел из залы. Спустя буквально минуту, шесть пар глаз изучали наши фигуры распластанные на полу и готовые лопнуть от напряжения страсти их обуявшей. Она такая маленькая, – услышал я раздосадованный голос моей вчерашней любовницы – я не могу смотреть на это. Послышался шаркающий звук шагов, быстро удаляющихся прочь от залы, а в след за ним, откуда-то из глубины притона до слуха всех донесся писк сдерживаемых рыданий.

– В гальюн ускакала, – каким-то дурацким голосом проговорил Андрей, после службы на флоте имевший привычку использовать в речи морские термины.

– Вам бы следовало поменяться местами, – обращаясь ко мне прогнусавил голос незнакомца, появившегося в притоне пару часов назад – уж её то задняя часть точно никого бы не расстроила в отличии от твоей.

Все захохотали и вышли прочь из залы. Обмотавшись грязной простыней, лежащей тут же на полу я пошел вслед за ними и оказался на кухне, где веселье было в самом разгаре. Совершенно забыв о покинутой мною особе, я с бутылкой вина в руке, прижался к той, что была оскорблена моим нагим видом минуту назад и как ни странно не был ей отвергнут. Выслушивая сальные шуточки от своих собутыльников, которые на все лады пересказывали увиденную ими в зале сцену, я от души смеялся и совершенно ни о чем не думал.

Наконец-то вспомнив о брошенной на полу, я вышел с кухни и пройдя в залу обнаружил её спящей. Свернувшись калачиком и подобрав под себя все лежащие рядом с ней тряпки, она в эту секунду являлась тем кем была на самом деле, а именно ребенком, точно таким же как и я сам. Пораженный этим зрелищем я опустился на колени и осторожно приблизившись к мирно спящему ангелочку, всем существом своим прильнул к нему. Не отрывая взгляда с её лица, я сквозь полумрак царивший в комнате, сквозь искажавшие все румяна и туш, видел эту наивную красоту, тщательно сокрытую под маской блудницы, и от одного взгляда на которую по телу моему разливалось тепло. Разозлившись на себя, за то, что она лежит здесь по моей вине, я схватил её за плечи и грубо со всей имеющейся в моих руках силой, тряхнул это спящее, хрупкое тельце.