Въ среды подъемѣ какъ бы смогъ!..

Не начинаться во здоровомъ

Когда нѣтъ постоянства на міру.

Ходи, угрюмый, точно на пиру

Загадокъ прохожденія песка

Подъ шляпами расторгнутыхъ отъ глазъ

Другихъ здоровавшихся. Не низка

Съѣдаемая разомъ отъ расхода насъ

Такъ въ страсти схожая тоска

По намъ, затасканнымъ сейчасъ.

Гулъ признается. Я – пишу.

Я – только гримъ. И не прошу

Вернуть за даль отъ рукъ. Нуга

Не пострадала. Вкусъ берегъ своихъ

Прибрать заросшіе луга,

Зажженный пріискъ, ловъ лихихъ,

Не въ снѣ разлукъ. Потомъ – слуга,

По связкѣ не рождающійся стихъ,

Житье по кругу съ дозой лѣтъ.

И новый мѣсяцъ улицей согрѣтъ.

Не во четвертой сотнѣ хвалитъ небосводъ

Скрипъ старыхъ выкриковъ, лишенныхъ

Обидъ и переходовъ. Нарисованъ сотъ

Живущій призракъ точно завѣршенныхъ

Пріятій заметенныхъ. Ваше – вотъ!

Мое же – норовомъ гашеныхъ

И общихъ лепетаній старится силкомъ

Срывающихъ все мимо. Вертитъ комъ

За эрой по созданію «не красть

Благочестивой утренней погоды».

И, уговоромъ стойкихъ точно всласть

Катившись поперекъ, грозятъ народы

Искать за давностью ту масть,

Что отразится во седьмомъ. Породы

Нѣтъ въ томъ благословеніи искать

Обвалъ всѣхъ сценъ. Молчать! Играть

Не тащатъ по свирѣпой мѣрѣ въ залъ,

Такъ гибнущій, какъ не казалось въ рани!

Замкнулся вѣеръ. Сразу показалъ,

Померкнувъ воздыханьемъ: сани —

Не твой порядокъ. Вовсе не позналъ

Другимъ предписанное. Въ ваннѣ

Ты точенъ все закинуть во кадилъ

Отъ предписаній на исходѣ силъ.

Всѣ достали изъ пыльныхъ гробниц

Жерди словъ, да отпущенныхъ вдаль.

Всѣ кормили себя, открывая

Свои бѣлые сны для другихъ.

Кровью маранъ исходникъ страницъ;

Забытье отразилось въ печаль.

Мы бредемъ, не себя сознавая;

Не кидаемся сказкой въ нагихъ.

Мы – просты и излѣчены въ матъ

Неприступной раскраски отъ благъ.

Что намъ свѣтитъ, даря не по розъ

Обѣгающей воли ходьбы?

Каждый – прахъ, проводникъ, виноватъ.

Бредъ молчащихъ – исходникъ и макъ,

Поле нашихъ людей. И вопросъ.

Кругъ, вершащій покои судьбы.

Такъ зашторенъ нашъ утренній ровъ

Этихъ спѣшныхъ наградъ. Фиміамъ…

Слухъ прощенъ, но просивъ на бобѣ

Этихъ вкусовъ, пощады снесущихъ.

Свѣтъ находитъ средь пальцевъ уловъ,

Что несбыточенъ. Тянетъ Марьямъ

Этотъ звукъ. Не пропалъ на губѣ.

Не разлился отъ вѣры поющихъ.

Каждый – ровный образчикъ тропы,

Открываемой въ прорѣзь окна,

Лучшій путь замороженныхъ. Гномъ —

Лютый пѣсни посланникъ. Взятъ.

Кто на зеркалѣ пляшетъ? Не ты…

Капель не видно на розѣ сукна;

Ловкость дается счастливыми. Сномъ,

Откровеннымъ моментомъ. Объятъ

Его долгій капризъ отъ тире

Какъ потрепанной свадьбы снѣговъ.

Отхожденье названій дается не такъ,

Какъ разрушенный счастьемъ оскалъ.

На раскаченной вѣтромъ зарѣ

Полонъ нашихъ овацій: таковъ

Серебристый когда-то чердакъ,

Во хмелю народившійся залъ.

Всѣ хлопочутъ, минуты не знавъ

Своимъ старымъ числомъ дураковъ

Темной комнаты двухъ представленій,

Точной лавки пустыхъ на глаголѣ.

Горькій запахъ – безпечный анклавъ

Не вернувшихся въ слогъ. Языковъ

Не представятъ. Столица сомнѣній —

Три перста при прогулочной волѣ.

Тѣнь – чужая…

Больница, отрава…

На скамейкѣ – отрубленный листъ…

Всѣ, себя провожая,

Мнутся мною не справа,

А въ гримеркѣ судьбы. Какъ артистъ.

И колышатся въ мигѣ;

Расторопно смѣняютъ слова,

Безкорыстіемъ старя броваду.

Мы проходимъ сквозь новыя книги;

Въ нихъ жива еще наша канва —

Денъ не долгій теряться по саду.

Тамъ нѣтъ только отъ насъ

Приспособленныхъ танцевъ разврата

И распущенныхъ въ небо земель.

Каждый камень имѣетъ свой глазъ:

Тамъ любовь отъ временъ – глуховата.

То – сожгли. Намъ своя акварель

Не способна поднять этотъ вѣсъ —

Прекращенный подарокъ лепнинъ

Отъ обѣщанныхъ станцій безъ паръ.