Никто не опасается. Такъ всѣхъ веди:

Кто зналъ, что чувствуетъ уронъ,

Кто веселъ былъ предчувствіемъ умовъ.

Не отдалится бликами

Похожій не на насъ.

Пересчитаетъ знаменемъ вокзалы.

И если бъ только криками

Разодранъ былъ атласъ!

И если бъ залы…

                Снова залы

Засыпать нескончаемо вдвоемъ

Съ пустыми ликами оконъ,

Изматериться эхомъ ярче баса.

Мы были живы, а потомъ умремъ…

Такъ было прежде. Испоконъ.

За точнымъ взглядомъ ловеласа —

Карающаго звонъ далекихъ чадъ

Отъ стойки слѣпнущихъ бездѣтно.

Пыль пишетъ діалоги не при немъ.

Такъ тѣсно!

            Собери же наугадъ

Сегодня сны… И безотвѣтно

Люби ихъ. Ночи – не вдвоемъ:

Какъ въ биты двери просыпавшійся овинъ

Рисованныхъ на скалахъ: кружева

Истощены отъ цѣнника впередъ.

На пальцахъ близкихъ – потъ картинъ,

Доставшихся сурово. И жива

Безъ сита правилъ треснувшая въ ледъ

Вся сила отъ броска иной длины,

Отправленная вывеской четвертой.

Вниманьемъ крылъ зачерчены моста

Прощальный звонъ холодной старины,

Качающійся шпиль лепнины стертой

И мѣдь отъ воздуха —

                     безгласая верста.

Верхомъ обмануты…

Такъ было всегда.

Между тѣми же нами,

Кто принялъ удушье вѣковъ.

Тяжелою кожею стянуты.

Какъ зависть легка!

Дурманы отвергнуты снами.

И каждый, конечно, таковъ!

И линзы истрачены,

Костры то не приняли въ насъ.

Горька не рябина, но свѣта

Желанная чаша – вода.

Всѣ входы другими оплачены,

Теряя посудиной басъ.

Корить ли кого-то за это?

Разломомъ виднѣется «да».

По сѣрости смытыхъ началъ

Не строки – любовью въ тоскѣ:

Ихъ принялъ готовый на Рай

И вздохомъ смиренный во тьмѣ.

Одинъ не въ себѣ заскучалъ,

Луну прижимая въ кускѣ

Своего не терпимаго. Все забирай.

Пусть ходомъ растетъ въ кутерьмѣ.

И смотрится краемъ отбитымъ

Стекла, норовящаго слыть

Затѣйникомъ двухъ у стола,

Скрипящимъ утрами восходомъ,

Движенье немного надъ свитымъ

Въ открытой фигурѣ. Что – прыть?

Зеркалъ представлялъ удила

Дышавшій на все мимоходомъ.

И только не жгучій отвѣсъ,

Но вся пыль соберется въ дорогъ

Нескончаемый вязаный бризъ,

Покушаясь на нашу пору.

Крупинками старимся чрезъ…

Дается ушедшимъ урокъ,

Отстающій отъ вымысла низъ

По водѣ, заградившей двору

Капли святости. Бисера ложь

Не распутана сладостью винъ

И отложенной волей огня,

Что намъ святъ, но отпущенъ и золъ.

Каждый вздохъ на другой не похожъ.

Прошлый листъ суетится одинъ,

Забирая въ узоры меня,

Расчищая отъ запаха полъ.

Вѣтеръ гонитъ за цвѣтъ

Не величье разсыпанной кары,

Застоялаго дня этихъ грозъ

И приличья создаться момента.

Обезличеннымъ сонмомъ каретъ

Безъ земли забываютъ удары

Адреса, пониманіе розъ

И качанье рѣки. Такъ изношена лента!..

Стоитъ, не отгоняя на устахъ,

Не принимая близко звука

Своихъ примѣровъ на кустахъ,

Отшельникъ лѣтъ. Его наука

Такъ неизбѣжна, что порой

Исходъ печаленъ во предѣлѣ.

Въ объятьяхъ страсти міровой

Загадки отражаются при тѣлѣ.

Стоитъ все тамъ, гдѣ груба горсть

Толкаетъ въ совѣсти движенья.

Съ собой забралъ картину гость

Не ради вечеровъ, но заблужденья

Дарящихъ книги на ступеняхъ за

Порой не нарисованныхъ перилъ.

Все небо – заточенная слеза

И до поры просимый проблескъ силъ.

Стоит, не вспоминая синій цвѣтъ

Отъ все читающей до спора

Съ остаткомъ раковинъ. Кюветъ —

Лишь прошлый снѣгъ. Того не скоро

Ты соблюсти желалъ. Зависъ

Твой призракъ въ таинствахъ сюжета.

Вся рукопись – отчаянна! И внизъ

Не въ грусти возрождается за это.

Стоитъ, безжалостенъ при насъ,

Прикрытый словомъ дальнихъ росъ.

Даря себя прижизненно на часъ

Поганыхъ во слѣдѣ, касается во косъ

Родномъ дождѣ, окрикнувшемъ коней,

Не оживленныхъ пѣсней на углу.

Стоитъ… Стоитъ… Становится роднѣй

Того, что я безъ васъ теперь смогу…