Ты – поэтъ отъ начала рожденья.
Внѣ цвѣтовъ и фасоновъ наряда.
Я рожденъ, дабы слушать по вѣрѣ
Сильный рядъ твоихъ письменныхъ виршъ.
Не смыкая глаза на ривьерѣ
И на томности старыхъ кассиршъ
Мимо шлю по загадкамъ исторій
Всѣхъ, кто жаждетъ сравняться съ поэтомъ.
И кому ты живешь не въ фаворѣ —
Тому – тазъ съ отмѣненнымъ билетомъ.
Пусть гремятъ, заглушая на скрипъ
Завороженный тонкостью рукъ
Образъ ряда похвальности липъ
И колесъ безымянности стукъ.

«Онъ отошелъ отъ бешенаго взгляда…»

Онъ отошелъ отъ бешенаго взгляда.
Сорвалъ лучи, надменно выйдя вонъ.
Просторомъ своевольнаго наряда
Прижалъ прострѣленный бидонъ.
Взирая въ дальнія глазницы
Пропавшихъ утреннихъ везеній.
Прибралъ къ рукамъ всѣ небылицы
О жизни сорванныхъ растеній.
Росу снималъ, какъ пуговицъ хребты;
Кровавый оттискъ оставлялъ закату.
Хромала осень. Черные коты
Рядились въ срокъ по циферблату.
Ругалъ и облака узоры,
И дальній мигъ проросшаго зерна…
Отъ чаепитія до ссоры
Съ собой вела его длина
Закрытой жизни. Порваны билеты.
Уснулъ на входѣ собирающій на квасъ.
Изъ оперы костлявые куплеты
Лепилъ для простоты изъ васъ.
Но то прошло. Въ огаркѣ серенада
Въ отбитыхъ стѣнахъ, пропасти пустотъ.
Забыты ноты приторной тирады
Бумага мятой на весь ротъ.
Копаясь въ струнахъ заплетенныхъ
И колкости наружнаго двора.
Не принялъ сотню огорченныхъ
За сутки до… Кричать пора.
Но всякій звукъ, касаясь головы.
Не стукомъ въ дверь соединится
Съ ничтожествомъ обласканной поры,
Гдѣ лепетъ счастія пылится.
И потому, врываясь въ темный лѣсъ.
Крича себѣ о пустотѣ.
Отбросилъ все. Пускай теперь на вѣсъ
Не жалуется мѣсиво очерченныхъ въ листѣ.

«Въ обитель пониманія въ жерлѣ…»

Въ обитель пониманія въ жерлѣ
Изъ нѣжности, порочной до мечтанья.
Вхожу, надѣясь на «извнѣ»;
На точность красокъ обѣщанье.
Порогъ – растлѣнія предѣлъ.
Нескучный мигъ на ссоры корешкѣ.
На картахъ изъ промокшихъ тѣлъ
Не громоздится вѣчность въ порошкѣ.
Не запертъ входъ. Не сомкнуты въ печали
Глаза, смотрящіе на свѣтъ.
По дикости столичной возвышали
Угрозу, коей нынче нѣтъ.
Все скрылось ночью. Кипой рваныхъ
Бумагъ въ проложенномъ пути.
Мѣха сложились въ сарафаны
У изголовья порванной сѣти.
Безпечна полка. Книгъ почетъ
Не ровенъ запаху дверей.
Поэтовъ здѣсь – наперечетъ.
На всѣхъ – съ цитатами елей.
Меня толкаютъ у стѣны…
Пусть такъ. Мороза нѣтъ въ угляхъ.
Я въ мракъ словесной глубины
Влезаю раной въ тополяхъ.
Подарокъ дорогъ. Мимо проходныхъ
Несу къ себѣ, держа въ улыбкѣ гулъ.
Тамъ, въ сторонѣ, ужъ загорѣлся жмыхъ
И скоро въ центрѣ сада будетъ стулъ.

«Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ …»

Въ не сказанномъ провалѣ трехъ основъ
Таится мигъ, опередившій слово.
По одиночеству ощупываю кровъ.
Гдѣ все становится мнѣ ново.
Никто не стискиваетъ дрожь.
Ходящую во замкнутыхъ равнинахъ.
Нѣтъ глазъ, вѣщающихъ, какъ ложъ;
Есть звукъ дождя въ потокѣ длинномъ
Навѣянныхъ закрытыми дворами суеты.
Что новой эрой давится безбожно.
Вдали гудятъ о разставаніи порты,
Раскачивая волны осторожно.
И въ трехъ шагахъ опершись о бревно.
Смотрю за неизмѣннымъ ликомъ неба.
Никто не подворачивалъ давно
Листвы на изгородь сосѣда.
Я помню шагъ – отдушину печей:
Заката жизни ненадежной.
Когда казалась ты ничьей.
Все сразу оторопью сложной
Вело туда, гдѣ тишь смѣнялась дномъ
Разверзнутыхъ окрестныхъ глашатаевъ.
Теперь и завтра сложено въ «потомъ»,
Доколѣ росы наши таютъ.
Всмотрюсь я въ крѣпости уставшихъ рукъ.
Держащихъ фонъ въ надменной стойкѣ,
Ты не шепчи въ песокъ, о, другъ.
Что треснуло вдали отъ злой попойки.
То я не понялъ. Страшенъ гулъ
Пустыхъ витринъ со вкусомъ сада.
Пойдемъ со мной, упрямый мулъ!
Намъ ихъ наградъ въ концѣ не надо.
У склона разойдемся безъ именъ
И будутъ жатвы намъ указомъ