– Чего? – нараспев, протянул силуэт и поднялся, загородив собой экран. – Чего ты там пищишь? – Даже в темноте было видно, как накалилась от гнева его шея.

«Уходим», – одними губами прошептала Ленка, – «Быстро». У Алисы и в мыслях не было спорить. Шустро подхватив сумки, девчонки, попутно рассыпав по всему полу лишь наполовину съеденный поп-корн, потрусили к выходу, хрустя каблуками по жаренной кукурузе. Зрители сочувственно поджимали коленки, освобождая путь, а кто-то даже несильно подтолкнул их со словами: «Давайте, давайте». Не упуская из виду волнение на нижних рядах, Алиса первой выбралась в проход, нашла руку Ленки, неуклюже ковылявшей позади и, перескакивая через две ступеньки, полетела вниз. На выходе они запутались в портьерах, но быстро ощупью нашли дверь и под общий смех вылетели в холл. Кажется, парни оставили идею накостылять им по шее за грубость, а ржали вместе с остальным залом. Уф…

– Вечно ты нарываешься, – набросилась с обвинениями Ленка, когда они, добежав до женского туалета, с облегчением закрыли за собой дверь. – Не умеешь с людьми общаться нормально.

«Не умею», – про себя согласилась Алиса. Она молча наблюдала за тем, как Ленка, отдышавшись, поправляет у зеркала растрепавшуюся во время бега прическу. За привычку сначала делать, а потом думать, ей доставалось с ранних лет. А с языком у нее вообще были сложные отношения. Он будто жил отдельной от разума жизнью, то и дело, подставляя хозяйку под удар.

– Пойдем что ли, – осторожно поторопила она Ленку. – А то ведь скоро фильм закончится, и будем опять огородами бегать.

С опаской высунув голову наружу, Алиса убедилась, что холл кинотеатра безопастно пуст. Только охранник, поминутно вытирал бритую голову платком и тщетно пытался поймать холодную струю кондиционера.

После полудня температура поднялась так высоко, что жаром тянуло и снизу, от раскаленного асфальта, и от одинаковых панелей безликих многоэтажек, и от дремлющих вдоль бордюра машин, и даже от людей, чья кожа сухо пылала, томясь по дождю.

В метро, до которого девчонки дошли в задумчивом молчании, Алиса неожиданно завернула к кассам.

– Я поеду, в центр смотаюсь, – объяснила она Ленке. – Что-то домой не тянет.

Ленка не стала набиваться в попутчики, и они расстались, недовольные свиданием.

Этот день показался Алисе очень длинным. Денег в кошельке было мало, и она, добравшись до Тверской, лишь издали глазела на витрины, каждая из которых ласково манила и зазывала. «Нет, в другой раз», – печально мотала головой Алиса и мужественно бежала соблазна заглянуть внутрь. Наконец, она нашла пристанище в недорогом интернет-кафе, где просидела до вечера. Она завела несколько одноразовых друзей в сети, и на остаток дня забылась в игре.

Дома Алиса обнаружила, что мать не только не сдержала обещание выбросить ее вещи, но и сама упаковала их в чемодан. А то, что не влезло, сложила в коробки вместе со старыми школьными тетрадками, новыми и погрызенными на уроках карандашами, высохшими фломастерами, начатыми и заброшенными ежедневниками, сломанными куклами, дареными безделушками, открытками, прошлогодними журналами и прочей мелочевкой, которая до этого пылилась в столе, тумбочке, годами не открываемых мешках в дальних углах шкафа. Вот так. Все четырнадцать лет уместились в четырех коробках. А если в них придирчиво покопаться и выкинуть все лишнее, то навряд ли наберется и половина коробки. Странно, но без всех этих статуэток, рамочек, ленточек, блокнотиков и картинок, которые обычно раздражали Алису, теперь комната казалась совсем чужой. С подоконника исчезли горшки с цветами, перекочевав к довольным соседям. Даже обои, клееные с мамой пять лет назад и изученные вдоль, и поперек теперь выглядели совсем по-другому. Алиса удивилась, что сама когда- то настояла их купить. Стало неуютно и тревожно.