– Коль ты старый человек – дядей будешь нам навек, коли парень ты румяный, братец будешь нам названый. Коль старушка – будь нам мать, так и станем величать. А коль красная девица… так того, этого, – сбился Илья. – Короче, выходи по-хорошему, а там поглядим.

Заканчивая свою тираду, он уже глядел прямо на дерево, за которым пряталась Алена. Как ей показалось, вид у богатырей был вовсе не дикий, а очень даже приветливый. Девушка поправила одежду и вышла из-за дерева. Богатыри соскочили с коней и уставились на нее во все глаза.

– Не из местных, – вполголоса заметил Добрыня.

– Угу, – кивнул Алеша, – И обувка у нее чудная какая-то. И сарафан-то крою не русского… Эх, да кабы наши девки так одевались! – и он мечтательно причмокнул.

Алена невольно посмотрела на свои неприкрытые коротким сарафаном исцарапанные коленки и покраснела.

– Как звать-величать тебя, красна девица? – спросил Илья, отвешивая земной поклон.

– Аленушкой звать, – она поклонилась в ответ.

Илья просто расплылся в улыбке, широкой, как у Деда Мороза. Да и весь он был похож на Деда Мороза, обряженного по ошибке в кольчугу и шлем. Только борода поменьше. И в глазах чудилась какая-то неуловимая разница. Словно и рад бы он все время одаривать, да прощать, а приходится все как-то иначе…

– Я, старый козак Илья Муромец. Это Добрыня Никитич, – повел рукой Илья.

Добрыня отвесил поклон, не спуская с Алены внимательного, изучающего взгляда.

– А это вот, – старый казак повернулся в другую сторону, – Алеша Попович.

Алеша, склоняясь в поклоне, лукаво подмигнул. Такая небывалая отчаянность переливалась в синих глазах этого русоволосого парня, что захватывало дух.

– Просим в наш дом погостить, красна девица, – пригласил Добрыня. И, оглядев внимательно калитку, продолжил. – Ведь ты, я вижу, и так уж туда пробиралась?

– Полно тебе девицу в краску вгонять, – одернул его Илья.

Алеша, потянув за неприметный рычажок, приоткрыл калитку, изнутри распахнул ворота, и богатыри ввели во двор коней. К седлу Ильи Муромца был приторочен довольно внушительный, шевелящийся и похрюкивающий тюк.

– А что это у вас в мешке? – поспешила спросить Алена, незаметно подбирая свое лукошко. Появившийся из конуры пес опасливо оглядывал ее, словно размышляя, рычать или нет.

– Не тронь ее, Полкан, – похлопал пса по холке Алеша. – Вон, стереги лучше добычу Ильи.

– Да, пусть отдохнет пускай Соловушка. А потом мы ему зуб выбивать будем. Свистящий. Чтоб грабежом больше на дорогах не баловал, – и Илья грустно вздохнул, то ли огорчаясь, что придется выбивать Соловью зуб, то ли досадуя, что такое важное и полезное дело приходится откладывать на потом.

– А сейчас дорогую нашу гостью надо накормить, напоить. Да и самим с дороги не мешало бы…

Алеша остался во дворе расседлывать коней. Добрыня учтиво пропустил Алену вперед, и они вошли в дом. Богатыри тут же сняли свое снаряжение и любовно разложили в красном углу. Алена огляделась. В горнице было, мягко говоря, не прибрано. И дух стоял… богатырский. Пахло плесенью, перегаром и кислой капустой.

– Да… – досадливо поморщился Добрыня и стал растворять окна.

Илья деловито смахнул со стола остатки позавчерашней, а может быть и более давней трапезы, сделав пол еще на самую малость грязнее.

– Негоже нам гостью в таком свинарнике встречать.

Только что вошедший Алеша страдальчески вздохнул и начал медленно, словно готовясь к страшной казни, засучивать рукава.

Понаблюдав с полминуты за тем, как Алеша, краснея, пыхтя от натуги и шепотом чертыхаясь, подметает пол, Алена не утерпела.

– Дай-ка веничек. Вон, подвиньте стол лучше. Под столом тоже подметать иногда надо.