– Как вы здесь оказались? – спросил Дага, – На дворе ночь.

– Меня зовут Патриция. Живу недалеко от дороги в деревеньке Шампань. Возвращалась из церкви, а тут воры, ограбив крайнюю хату, бежали к дороге. Увидели меня и схватили. Я кричала, но кто же придёт на помощь? Вы спасли меня, господин, я буду за вас молиться, – сквозь слёзы ответила девушка и низко поклонилась.

– Молись, красавица, молись за Алексея Гамаюна, а сейчас беги домой, и не попадайся больше разбойникам, – рассмеялся Дага, – Могу не оказаться рядом.

Патриция сделала глубокий реверанс и, шлепая деревянными башмачками, побежала в деревню, то и дело, оглядываясь на Дагу, который казался ей сказочным принцем. Так родилась ещё одна легенда о Даге как смелом красавце, голыми руками вырвавшем бедную девушку из лап разбойников.

– Капитан, я потрясен твоим поступком. Ты защитил простолюдинку. Почему? Она же не светская дама, – удивленно промолвил де Пуаре, провожая взглядом бегущую Патрицию, – А твоя техника боя меня сразила наповал.

– Мишель, я защитил слабое существо. Согласись, трое на девочку – явный перебор, не так ли? – ответил Дага, беря у Лекаря свою шпагу. Затем, повернувшись к распростертому на дороге здоровяку, сказал, бросая ему серебряную монетку:

– Выпей за мое здоровье и не хулигань на дорогах. Девочек обижать нехорошо. Попадешься еще за разбоем, убью.

Эти слова ножом ударили в сердце де Пуаре.

– Боже мой! – прошептал он, – Как расшалившегося ребенка капитан отчитал разбойника. Клянусь честью, Гамаюн явно не от мира сего, где дворяне не стесняются, спрятавшись за масками, ворваться в таверну и устроить кровавую оргию. Ну, и дела!

– На Карибах о храбрости и великодушии капитана ходят легенды. Видел бы ты, как он в Кайоне кулаком убил на дуэли одного из лучших фехтовальщиков. Тортуга по сей день гудит об этом поединке. Поверь, там драться с ним никто не осмеливается. Я поражаюсь его умению владеть шпагой, но больше меня удивляет мастерство драться руками и ногами, – вполголоса сказал Лекарь изумлённому де Пуаре, – Где этому научился, никто не знает. Каждый день тренируется. Ногами и кулаками бьёт бизань-мачту, ударом руки разбивает доску. Матросы попробовали, да бросили, поранив до крови руки.

Шевалье недоверчиво посмотрел на Лекаря и вдруг звонко рассмеялся. Смех взорвал ночную тишину, наполненную стрекотом цикад, и громким эхом унёсся вдаль. Дага, оглянувшись на товарищей, улыбнулся и, поправив шпагу, забрался в карету. Уютно разместившись внутри, он откинулся на атласную спинку сиденья. Лекарь уселся рядом, де Пуаре напротив. Послышался свист кнута, и карета, покачиваясь на ухабах, покатилась в темноту. Около часа ехали молча. Дага, погрузившись в раздумья, пытался представить предстоящую встречу с Кольбером и королем.

– Зачем оскорбил братьев меньших, назвав подонков шакалами? – неожиданно проворчал внутренний голос, – Ты видел, чтобы стая кобелей насиловала суку? Молчишь? Такого нет и в помине. Самцы дерутся за право обладать самкой, и она делает выбор, кому принадлежать.

– Тут ты прав. Страшнее существа, чем человек, на земле не отыскать. Кто садит на кол, отрубает голову, сжигает на костре, вешает и насилует? Видать, при создании Адама дьявол подтолкнул Бога под руку, – согласился Дага, вслушиваясь в скрип колес, увозивших его дальше и дальше от деревеньки Шампань. Он, разумеется, не знал, как сидевший в дорожной пыли здоровяк, потирая рукой голову, удивленно озирался по сторонам и бессвязно бормотал:

– Черт меня подери! Что это было?

– Что было? Что было? Тебя пнули в голову, а мне сунули кулак в нос, – дрожащим голосом буркнул низкорослый парень, поднимаясь с земли, – А хмырь-то не промах. Козел!