Взрыв отрицательных эмоций причиняет нам и душевный, и физический вред. Следствия гнева и затаенной обиды – повышенное кровяное давление, язва, боли в пояснице, затяжные мигрени – список бесконечен. А попытка понять другую сторону истории освобождает нас от заточения в удручающей тьме осуждения и возмущения. Когда мы открывает в себе путь для понимания, мы словно выходим на свет, и гнев почти автоматически «сбегает» через заднюю дверь.

Я – американская студентка; сейчас прохожу практику в одной иерусалимской больнице. Здесь у меня есть супервизор, который следит за моей работой и получает свою зарплату из Штатов.

Однажды в январе я приехала в офис, как обычно, около девяти утра. Моя супервизор Офра была в бешенстве. Она носилась по кабинетам и бормотала что-то себе под нос. Я спросила ее, в чем дело, а она ответила, что не может мне рассказать, потому что это было бы непрофессионально. Я же была уверена, что шаг в этом направлении не займет много времени, и, правда, минут через пятнадцать Офра не могла себя больше сдерживать.

Она сказала, что только что получила чек за свою работу. (Теперь, представьте себе, я приехала по программе на год, с октября 1993-го по июнь 1994-го года). Офра сказала, что она так рассержена, потому что наша американская бухгалтерия отправила ей чек, датированный лишь 1 ноября 1994 года. Я сказала, что не могу в это поверить, потому что давно учусь в этом заведении и никогда не слышала о подобных ошибках. Но она не справилась с собой, начала кричать и, возмущаясь, рассказывать всем вокруг, что произошло.

Было уже десять часов утра, и она сказала, что собирается пойти за советом в Национальную Ассоциацию. Она хотела подать жалобу на эту программу и учреждение, которое, отправляя студентов на практику и поручая их супервизорам, потом так им платит… вернее, не платит.

Снова и снова она набирала номер Национальной Ассоциации. Наконец, дозвонилась, но ей ответили, что свободных юристов в данный момент нет. Офра была готова бросить всю работу и ехать к ним в офис, чтобы показать чек и тут же составить петицию, но ей рекомендовали не приезжать, поскольку заниматься ее делом некому. Время шло, было уже одиннадцать или двенадцать часов дня. Офра все еще была в бешенстве; она не хотела даже разговаривать со мной.

Наконец, наступил час дня, и мне нужно было уходить. Офра все еще бушевала. В конце концов, я спросила: «А вы уверены, что в чеке написано именно 1 ноября 1994 года? Покажите мне, я просто посмотрю». Она рассердилась еще больше: «Ты что думаешь, я не умею читать?― Но потом добавила: Все понятно! Ты просто мне не веришь! Хорошо; вот, смотри!»

Я взяла в руки чек, на котором было написано: 1.11.94. «Этот чек датирован 11-го января 1994 года», ― сказала я ей.

«Как это?» ― весьма озадачившись, спросила она. И только потом она вспомнила, что система датирования в Америке отличается от израильской. В Израиле 1.11.94 действительно означало бы 1 ноября 1994 года.

Она очень смутилась, ведь целых пять часов она только и делала, что наматывала круги по комнате и злилась. Теперь она ворчала: «И из-за этого я подняла себе давление? Из-за этого пропустила весь рабочий день?»

Кто-то сказал однажды: «Я никогда ничего не знал о благосклонном суждении. Я ничего об этом не слышал и не думал, что такое понятие есть в природе. Но оно изменило мою жизнь! И, знаете, жить с ним – намного лучше, чем кипеть от злости!»

Госпожа С. предельно внимательно следила за тем, чтобы с вечера в холодильнике всегда оставалась как минимум чашка молока – для жидкой овсянки на завтрак ребенку. Однажды утром она обнаружила в раковине пустую кофейную чашку мужа рядом с уже пустой бутылкой из-под молока!.. Она была шокирована: какой эгоизм – ставить свои желания выше потребностей ребенка!