11

― Весьма громкие слова, ― подумал я про себя. ― А ты точно уверен в том, что говоришь? ― спросил его вслух. ― Ведь это – очень серьезное обвинение!

― Я абсолютно уверен, ― ответил он. ― Йосеф руководил группой в тот день, и он сам мне об этом рассказал. Более того, я потом встретил еще кого-то, кто тоже был там, и они подтвердили его слова. Это правда, а если не веришь – разузнай все сам!

― Обязательно это сделаю, ― сказал я. Я хорошо знал, что нельзя сразу верить всему услышанному, и понимал, что даже если все это правда, наверняка, это имело и хорошее объяснение.

― Может быть, его задержали какие-то непредвиденные обстоятельства? ― предположил я, всеми силами пытаясь судить благосклонно. ― Может быть, было какое-то неотложное обстоятельство. Почему ты уверен, что дело было только в его небрежности?

― Ну, может, ты и прав, ― ответил Дж. Р. ― Но я не могу рисковать. И, кроме того, ну, просто нет такой причины, по которой необходимо опаздывать. Например, если у него сломалась машина, и он дожидался аварийки, получается, что ему изначально нужно было выехать заранее, чтобы не попасть в такую ситуацию; тогда приехал бы вовремя. Ничто на свете не может оправдать фотографа, появляющегося на событии к самому концу!

Спорить с ним было сложно. У него было четкое мнение, и моя защита не очень его убеждала. Положив трубку, я почувствовал, что очень смущен. Мог ли я рекомендовать столь ненадежного человека? Была ли это действительно небрежность с его стороны? И все мои аргументы в его защиту – это просто попытка прикрыть нехватку ответственности? Если честно, я и сам не был полностью уверен в его невиновности, как же я мог убедить в ней кого-то еще?

Во-первых, я решил, что сам проверю, что там случилось и насколько правдива эта история. Я позвонил музыканту, который был одним из моих лучших друзей, и он все подтвердил; в достоверности сомнений больше не оставалось.

А на следующий день я столкнулся и с моим другом, этим фотографом. И, конечно, в разговоре поднял вопрос о той бар мицве.

― Это правда, что ты приехал только к середине бар мицвы? ― спросил я его.

― Именно так и случилось, ― сказал он. ― Но – почему ТЫ спрашиваешь меня об этом?

― Потому что я рекомендовал тебя на свадьбу, а люди не захотели к тебе обращаться. Они утверждают, что ты ненадежен, потому что в тот раз ты не пришел вовремя.

Он сказал, что не верит своим ушам и рассказал мне эту историю. Я слушал его очень внимательно: «Тот заказ вообще был не мой, ― начал он. ― Фотограф, которого наняли в тот день, действительно не пришел. И в середине вечера мне позвонили и попросили немедленно приехать. Несмотря на всю мою занятость в тот момент, я все бросил и помчался по адресу со всех ног. Я пришел туда только потому, что хотел им помочь, сделал им одолжение…» ― с болью закончил он.

Чем привычнее для нас судить о людях благосклонно, тем реже мы говорим о них плохо, потому что проницательность и понимание исключают порицания и осуждения, а чем больше усилий мы прикладываем, пересматривая свои взгляды, тем меньше шансов оставляем себе для необдуманного и поверхностного решения.

Потому как понимание и осуждение – взаимоисключающие вещи.

Когда вы слышите лашон а-ра, вы должны вести себя подобно судье в зале заседаний, который не имеет права вынести решение до тех пор, пока не выслушает обе стороны. Нельзя верить рассказу до тех пор, пока неизвестна другая сторона истории.

Допустить сомнение – эффективный способ борьбы с гневом. Очень многих его вспышек можно было избежать, зарубить на корню, и стольких обид и ненависти, пользуйся мы данным инструментом.