– Боже мой! Глупая моя! Это ты прости меня. Я – дурак, я такая же свинья, как и все мужики. И твоя мать была в чем-то права. Она одного не понимает, что тебя охранять не нужно. Я ведь не могу тебя обидеть. Я смотрю на тебя – ты такая юная, такая красивая, такая серьезная, а я такой здоровый, взрослый мужик. Ты такая беззащитная передо мной, а я, такой сильный, но я пальцем тебя тронуть не могу… Если бы я раньше знал, что в моей жизни может быть такое!

– Не нужно больше ничего говорить, а то я или расплачусь, или загоржусь… Закрой глаза.

Он послушался, я быстро оделась и села рядом.

– Открывать?

– Нет.

Я обняла его и впервые поцеловала сама. Я видела, как дрогнули его веки, как он подался ко мне, потом откинул голову на подушку, открыл глаза и улыбнулся:

– Этого я никогда не забуду. Тебе пора?

Я кивнула. Я не могла говорить, слезы благодарности, любви и безнадежности готовы были хлынуть ручьем.

– Я приду к тебе утром, и мы еще поплаваем вместе.

Утром немного штормило, но мы все равно пошли купаться. Мы долго плавали, а потом он целовал меня, мокрую и соленую, и говорил, что убивает сразу двух зайцев – прощается и со мной, и с морем. Я проводила его до автобуса, держась из последних сил. Мы улыбались друг другу на прощание и махали руками, но как только автобус тронулся, и я, отвернувшись, побрела на базу, слезы хлынули, прорвав плотину сдержанности. Я долго бродила по опустевшему из-за испортившейся погоды парку, вспоминая вчерашний день, и постепенно успокоилась и начала улыбаться: он напишет мне, обязательно напишет. Я буду ждать. И думать о нем, и чувствовать щемящую нежность, глядя на бескрайнее волнующееся море, и ощущать его соленые поцелуи, когда волна омоет мои губы, и в легком шелесте прибоя мне будет слышно его дыхание, а когда выглянет солнце, и тепло начнет обволакивать мое тело, мне станет также жарко, как под его страстным, обжигающим взглядом.

Ждать предстояло долго. Я не хотела, чтобы он писал мне домой. Меня передергивало от одной мысли, что мать может прочесть его письмо.

– Пиши мне лучше в Горький, на главпочтамт, ведь я – девушка без адреса. Я буду там только через месяц, и у тебя будет время подумать…

Но сейчас я точно знала, что он напишет. Я чувствовала, что связующая нас нить не слабеет. И счастье, переполнявшее меня, не тускнело и не оставляло меня ни на минуту, даже во сне.

Месяц прошел, как в тумане. На почтамт я бросилась прямо с вокзала, с чемоданом. Письмо ждало меня. Я взяла в руки конверт и посмотрела, от кого оно. И улыбнулась: какая хорошая фамилия, я ведь даже не знала ее. Потом взгляд мой упал на обратный адрес. Город Ленинград, главпочтамт. Нехорошее предчувствие кольнуло меня, но я прогнала его прочь. Этого не может быть. Я с трудом дошла до ближайшего скверика и села на скамейку. Я уже знала, что прочту, хотя и не хотела себе в этом признаться. Руки не слушались, и я с трудом вскрыла конверт. Текст письма врезался мне в память на всю жизнь:

– Катюша, милая, здравствуй! Прошел уже почти месяц, но память не хочет с тобой расставаться. Я помню все: твои глаза, волосы, губы. Я слышу твой тихий голос и твой звенящий смех. И я чувствую себя самым счастливым и самым бесчестным человеком в мире. За все эти дни я так и не смог сказать тебе, что женат, что у меня трехлетний сын. Сначала это не имело значения, ведь мы были случайными знакомыми.

Потом я уже не мог: боялся потерять тебя. Ты будешь права, если напишешь мне, что я – подлец, или не напишешь вовсе. Не знаю, сможешь ли ты поверить мне теперь, но я очень люблю тебя. Как хотелось бы мне вернуть тебя хоть не надолго… Но, если мне не суждено даже узнать твой почерк, я ни в чем не буду винить тебя. Я всегда буду благодарен судьбе за то, что знал тебя и любил.