– Сматывай удочку и садись за вёсла, больше карась сегодня клевать не будет. Птичницы сейчас убираются на ферме. Греби скорее к сетке, если повезёт, мы поймаем более крупную рыбу! – Распорядилась Валя.

Она уже успела сложить свою удочку, и сейчас, начала разматывать удочку на прочной и гибкой ореховой палке. Я тоже сложил удочку, опустил вёсла в воду, и погрёб к сетке. Я обратил внимание на неприметный самодельный поплавок из пробкового дерева. Приличное грузило, толстую леску и большой крючок. На него Валя насадила большой шарик скатанный, из монастырки. Сразу встала в лодке во весь рост и медленно через сетку опустила свою странную удочку, как только наша лодка оказалась в метре от заграждения. У самой сетки плавали уже оперившиеся молодые особи гусиного племени. Они в конце февраля вылупились в инкубаторе. Полугодовалые красавцы важно плавали у самой сетки, периодически опуская свои красивые головки в воду, и найдя там съедобную тварь, проглатывали её. Не обращая внимания, что мы тоже ловим рыбу. Время шло, поклёвок не было. Наверно гуси согнали крупную рыбу к сетке, и Валя надеется поймать её.

– Вот глупая, рыба любит тишину, а при таком гаме, она боится открыть рот, ей сейчас не до обеда,– подумал я.

Но глупым оказался я. Гусь в очередной раз опустил свою головку под воду, что-то там нашёл, начал разжёвывать и глотнул. Вдруг с гусем, что-то произошло, он как будто, чем-то подавился, никак не мог проглотить пищу, стал часто трясти шеей, задыхаться. Валя опять встала в лодке, и решила вытащить свою удочку. Неожиданно для меня, поднялась шея гуся, он судорожно захлопал крыльями и повис на леске удочки, крылья сразу опустились. Моя подруга бережно перенесла его удочкой через сетку и опустила в лодку. Коснувшись дна лодки, гусь вдруг ожил, поднял шею и стал слабо хлопать крыльями. Валя бросила удилище и схватила гуся за шею. Вытянув её, попыталась достать леску из глотки, гусь опять обмяк.

– Быстрее перережь леску у клюва, крючок у него в животе вместе с монастыркой. Со временем он переварится, и птица будет жить, – сказал я взволнованным голосом.

Но Валя, почему-то медлила. Тогда я достал из кармана ножик, раскрыл его, перерезал леску и положил гуся на дно лодки. Гусь снова ожил, поднял шею, сил у него хватило только на это, он пошевелил крыльями, угомонился и сел на дно лодки. Ему, наверное, уже не так сильно болело, после шокового состояния. Гусь поворачивал голову, то в мою, то в Валину сторону и смотрел на нас изучающее. На каждого одним своим ближайшим от нас глазом. Я легонько погладил его рукой по спинке между крыльями. Гусь вдруг встал на лапы, вытянул шею и собрался уже захлопать крыльями, наверно хотел показать нам, что с ним такое не в первый раз, и ничего страшного с ним не случилось, не волнуйтесь, мол, за меня. Валя вдруг схватила шею гуся двумя руками на расстоянии примерно двадцать сантиметров друг от друга, и повернуло их в разные стороны. Раздался лёгкий треск. Обмякшего, сейчас, навсегда гуся, она положила на дно лодки. Сразу накинулась на меня:

– Садист! Мучишь птицу, что это за жизнь с крючком в желудке и леской в шее. Греби скорее в речушку, пока нам не влетело.

С обидой на свою подругу, я покорно налёг на вёсла. Только сейчас до меня дошло, что мы ехали не рыбачить, а за гусем. Вот течение речушки, и мои усилия, вынесли нас в Сож.

– Греби к тому берегу реки, где кончается рожь, и начинается лес, пристань к берегу! – Продолжала командовать Валя.

Когда мы были на средине реки, моя подруга увидела, что караси живые. Они периодически всплывали на поверхность, глотали воздух ртом. Валя вдруг, неожиданно для меня, выпустила их в реку, вылив воду из ведра вместе с рыбой. Рыба, глотнув кислорода в чистой воде, удалилась вглубь реки. Когда я причалил к берегу, мы отнесли лодку подальше от воды, чтобы волной от проходящих моторок не смыло её в реку. Валя надела на себя рюкзак, взяла в левую руку пустое ведро, в правую руку за шею гуся. Я достал с лодки свой рюкзак, закрепил в лодке удочки, снял весла и положил на песок под лодку, перевернув её вверх дном.