Но я знаю, что на этой земле – когда-то – будут города.

Это сейчас здесь ничего нет, серые холмы и серые скалы, но я уже вижу, как положу здесь первый камень, как сложу из камней первый дом, и позову людей, и они поставят здесь первый город, и в городе будут жить люди.

Сначала никто не поверит, что здесь можно жить, будут прилетать сюда осторожно, нехотя, потом больше, больше, с умирающей земли, которой осталось жить какие-то тысячи лет, на новую землю, которую я нашел.

Здесь будут города…

Я огибаю невысокую скалу, иду к холмам. Пустыня ложится мне под ноги, как будто уже сдается мне, победителю – но я знаю, что пустыня давно победила нас.

То тут то там на горизонте мелькают руины – руины городов, обломки, которым уже не суждено возродится. Стены и башни медленно рассыпаются в прах, и ветер уносит их останки в пустыню.

Я знаю, что на этой земле когда-то были города.

Когда-то, совсем недавно, может, лет пятьдесят назад здесь были цветущие города, от которых осталось одно воспоминание. Я брожу по мертвым городам уже второй месяц – даже не для того, чтобы найти кого-то живого, просто потому, что мне некуда больше идти.

Кажется, на всей планете не осталось ничего, кроме высохших костей и белых руин…

Я вспоминаю, как пал первый город, как исчезали один за другим остальные города, как держался последний район, и уцелевшие люди считали меня вождем, как на всей планете больше никого не осталось.

Кроме меня.

И синего солнца…

И не верится, что когда-то здесь были города…

Я знаю, что здесь будут города, я уже представляю себе на этой пустоши кварталы и площади.

Наверное, сначала придется строить одному, никто не верит, что у меня что-то получится. Но у меня должно получиться, просто должно. А куда еще перевозить людей с умирающей земли, как не сюда, не на эту землю – воздух редковат, но дышать можно, холодновато даже на экваторе, но ничего, зимой в Сибири и не такое бывает. Так что если посадить здесь деревья… И на Марсе будут яблони цвести…

На Марсе… Это дальше всякого Марса, сюда еще не каждый полетит, на дорогу уходят века – но никакой другой земли ближе к Солнцу я не нашел…

Города…

Здесь будут города…

Я прямо вижу, как мы дробим шахты, вытягиваем из чрева чужой земли топливо, как загораются в домах первые огни, как планету сковывают рельсы, туннели пневматических путей, как носятся скорые поезда, как небо рассекают флаеры. Вон там, на плато будет космодром, сюда будут день и ночь опускаться крылатые машины, везти людей, вещи, я представляю, как на какой-нибудь машине сюда привезут сокровища Лувра и Эрмитажа, спасенные с погибающей земли…

Это все будет…

Очень скоро…

Редкий воздух жжет мне легкие, но я верю, что когда-то здесь можно будет дышать полной грудью…

Я помню, что здесь были города, я еще представляю на этой пустоши кварталы и площади.

Никто не помнит, как все пришло в упадок, с чего началось начало конца – я спохватился, когда дело зашло слишком далеко. Человеческая колония рассеялась по всей планете, разбилась на области, автономии, федерации, империи, откуда ни возьмись появлялись новоявленные князья, президенты, императоры, властелины, потом были какие-то экономические блокады, эмбарго, потом кто-то обещал построить новый прекрасный мир, а кто-то обещал конец света.

Это было давно…

Кажется – в прошлой жизни…

Потом была война кого-то с кем-то, я не знаю, кого и с кем, я не мог разобраться, я не думал о политике, я строил города. Потом три величайшие империи перестали существовать, а остальные лежали в руинах. Тогда-то я и спохватился, но спохватываться было уже поздно. Я ходил по городам, я собирал наполовину одичавших людей, я выстраивал новые дома из руин, строил стены, чтобы ветер пустыни не высушил пашни.