В немногочисленных летописных упоминаниях о Всеволодке Городенском отчество князя нигде не приводится. Несмотря на это, в науке повсеместно и прочно утвердилось мнение, что он был сыном Давыда Игоревича, одного из самых беспокойных внуков Ярослава Мудрого[394]. Никаких сомнений в таком родословии основателя городенской династии, насколько нам известно, никогда не высказывалось[395]. Между тем, есть по меньшей мере два существенных повода, которые вполне оправдывали бы подобные сомнения. Первый – из области канонического права, второй связан с наследственной преемственностью владельческих прав городенских князей.

До сих пор не обращалось внимания на то, что традиционная генеалогия делает неканонически близкородственным упомянутый выше брак Всеволодка с Мономаховной, заключенный в 1117 г.: «Том же лете Володимер отда дщерь свою Огафью за Всеволодка»[396]. Что за Всеволод имеется в виду, летописец не уточняет. Впрочем, ясно, что это известие не может относиться ни ко Всеволоду Ольговичу, ни к его двоюродному брату Всеволоду Давыдовичу, внукам черниговского, а затем киевского князя Святослава Ярославича, как то видно из сообщения «Ипатьевской летописи» под 1144/5 г.: «Тон же зиме Всеволод (Всеволод Ольгович, тогда князь киевский. – А. Н.) отда две Всеволодковне, Володимери внуце, едину за Володимера за Давыдовича, а другу за Яросла[в]личя, за Дюрдя (Юрия Ярославича, впоследствии князя туровского. – А. Н.), об одинои неделе»[397]. Остается думать, что мужем Агафии Владимировны стал именно Всеволодко Городенский. Так и считается в науке. Но тогда, если оставаться при общепринятом мнении о происхождении Всеволодка, этот брак был бы союзом между правнуками одного лица, в данном случае – киевского князя Ярослава Владимировича:

Таблица 1

Браки столь близкой, 6-й (3: 3), степени кровного родства, как хорошо известно, запрещались церковью. В древнерусской «Кормчей книге» читаем: «Тако есть право уне (относительно. – А. Н.) поимания: брата два – то две колене; дети тою – то 3-е колено: дотоле нелзе поиматися. Внучи тою – 6-е колено: не лзе же (выделено нами. – А. К), 7-е колено и 8-е, то уже достойно поиматися»[398]. Эта общецерковная норма отражена и в целом ряде других канонических текстов; так, в начале XIV в. она категорически подчеркивается в послании константинопольского патриарха Нифонта к великому князю владимирскому Михаилу Ярославину Тверскому в связи с обвинениями митрополита Петра (как выяснилось, необоснованными) в благословении близкородственных браков: «Велико есть то дело и велми гневить Бога, еже от крови 6 степень пращаеть и благословляеть: аже 6 степень отъинудь отсечено и запрещено; не бывало то дело николиже промежи кристиян»[399].

Конечно, патриарх несколько преувеличивал, и как на латинском Западе, так и на Руси известны отдельные случаи, когда для политических браков делались исключения. Но то были именно исключения, которые соответствующим образом и трактовались. Так, для брака в 1103 г. польского князя Болеслава III и Сбыславы (дочери киевского князя Святополка Изяславича), которые состояли в кровнородственной близости именно 6-й степени, краковский епископ Балдвин специально исхлопотал разрешение папы Пасхалия II ввиду «необходимости для страны» («patrie necessitas»); папа пошел навстречу и одобрил брак, «но не как канонический и обычный, а в виде исключения»[400]. Подобное же разрешение было истребовано в Риме и для второго брака волынского князя Василька Романовича с Добравкой, внучкой польского князя Казимира II, с которой брат Даниила Галицкого находился в кровном родстве 6-й степени; сохранилась даже булла папы Иннокентия IV от 1247 г. на этот счет