. А это означало не просто определить владения каждого из князей (хотя именно на этой внешней стороне дела по понятной причине сосредоточился летописец), а прежде всего установить их положение в династической иерархии, иными словами – положение по отношению к киевскому столу и к возможности в свое время претендовать на него, то есть установить их место в системе киевского столонаследия. Следовательно, главным итогом Любеча было вовсе не провозглашение отчинности, к которой ведь еще до съезда, во время вооруженного конфликта 1096–1097 гг., апеллируют как к признанному династическому принципу обе противоборствующие стороны: и Олег Святославич (в отношении Мурома)[256], и Мстислав Владимирович (в отношении Ростова и Суздаля)[257]. Не было главным и распространение принципа отчинности на Киев: ведь из отчинности киевского стола исходил Мономах еще в 1093 г. Так что же было главным? Учитывая характер последовавших за Любечем событий, центральной проблемой на съезде приходится признать определение статуса Святославичей применительно к традиционному порядку наследования киевского стола согласно генеалогическому старшинству и отчинности.

В самом деле, из дальнейшего видно, что любечские решения хотя и возвращали Святославичам Чернигов, но при этом исключали их из череды киевского столонаследия – и ясно почему. Потому что княжение Святослава Ярославина в Киеве в 1073–1076 гг. (связанное с изгнанием легитимного киевского князя Изяслава, старейшего на тот момент среди Ярославичей, и вызвавшее столь резкое осуждение в Киево-Печерском монастыре[258]) в рамках традиционного порядка являлось узурпацией, иными словами – Киев de iure не был для Святославичей отчиной. В этом отношении политический статус черниговских Святославичей между 1097 и 1139 гг. (когда Киев оказался силой захвачен Всеволодом Ольговичем, а любечский порядок – разрушен) был близок к статусу так называемых князей-изгоев – полоцких Изяславичей, Ростиславичей, сидевших на юге Волыни, и в сущности тождествен статусу младшего двоюродного брата Святославичей – Давыда Игоревича. Последний так описал свое политически зависимое положение, оправдываясь перед Ростиславичами: «Неволя ми бы л о пристати в совет их, ходящу в руку»[259]. И по отношению к Святославичам в это время в летописи встречаем аналогичные выражения: Святополк и Владимир, собираясь в поход на половцев, «посласта к Давыдови Святославичу, веляща ему с собою»[260] (после снема в Долобске в 1111 г.)[261].

Итак, любечский договор скреплял отказ Святославичей от претензий на Киев. Но не даром. Обратим внимание на любопытную деталь: в 1134 г (уже после краха династической реформы Мономаха, о которой нам еще предстоит говорить), Ольговичи требуют у киевского князя Ярополка Владимировича (1132–1139) «что ны отьць держал при вашем отьци, того же и мы хочем»[262]. Чего же именно? Какие Мономаховы волости «держал» Олег Святославич, которых затем оказались лишены Ольговичи? Судя по всему, прав А. К. Зайцев, полагая, что речь идет о Курске[263]. В связи с чем Владимир Мономах мог уступить Курск Олегу? Очевидно, перед нами своего рода «отступное» за сохранение Святославичами, и в первую очередь воинственным Олегом, верности любечским договоренностям. В дальнейшем, как увидим, Курск еще раз сыграет роль разменной монеты в политических счетах Мономашичей и Ольговичей.

Таким образом, ярко выраженный легитимистский пафос любечских решений подтверждает то, о чем можно было бы и так догадываться: что именно Мономах являлся главным «мотором» любечского «механизма», а не обделенные в результате Святославичи и, уж конечно, не слабый Святополк. Еще одним тому подтверждением могут служить наблюдения над хронологией создания комплекса текстов, известных под названием «Поучения» Владимира Мономаха, о чем скажем ниже. Думаем, не только после 1093 г., но и после Любеча уместно, как то делают некоторые исследователи, говорить о своего рода соправлении Святополка и Мономаха в духе того соправления, какое существовало ранее между старшими Ярославичами. Во всяком случае уже в Любече Мономах был обозначен в качестве преемника киевского стола, и его вокняжение в Киеве после смерти Святополка в 1113 г., судя по тому, что мы об этом знаем, произошло совершенно беспрепятственно