– Представь, такой явный сон, будто я купаюсь в реке. И, о, Небеса, это было вино. Вместо воды – вино. Я пил его и пьянел, но, кое-как выкарабкавшись из воды, то есть вина, я подполз к столу – надломить хлеба. Но вместо него на столе лежал громадный камень. Такой явный сон, что я не знаю, что и думать.

– Послушай, господин Баши, – отвечала Малекка, – что необычного в этом сне? Ведь они всегда такие непонятные.

Этот разговор слышал ещё только один человек на земле – паж Малекки Гердаш. Он понял, что пришло его время. Выйдя из-за ширмы, он обратился к фараону:

– Господин Баши, в своей великой мудрости вы и сны видите вещие. В своих краях я славился тем, что мог читать сновидения, и я могу рассказать вам секрет вашего сна.

– Раб, ты подслушивал, – возмутился фараон, – это твои последние минуты.

– Успокойся, господин, – вступилась Малекка, – ведь если он умрёт, мы никогда не узнаем, о чём был твой сон.

– Да, ты права. Говори, – пробурчал Баши.

– Как будет угодно, – склонился Гердаш и начал, – Река вина свидетельствует о расточительстве виночерпия, он не жалеет вашего имущества, разливает дурманящий нектар, а камни вместо хлеба – это алчность хлебодара, ибо ворует он из ваших закромов.

– Ловко ты придумал, но я проверю, и если это выдумка, то ты умрёшь. Если же правда, то умрёт хлебодар, виночерпий и ты. Ты за подслушивание.

Но не зря Гердаш обладал силой мысли, сигналы его образов начали сгущаться, и вскоре благополучный для него план уже воплощался наяву.

Виночерпий вымыл полы в винодельне, и довольный переливал вино по кувшинам из бочки. Бочку он отставил в сторону и разглядывал цвет напитка, когда вошёл фараон. Баши потребовал поднять бочку. Вымытый пол везде высох, а под бочкой солнечные лучи не смогли испарить влагу. Объяснений никто не слушал, фараон решил, что под бочкой были следы пролитого вина. Виночерпий был обречён. Хлебодар вёз зерно с мельницы в амбары фараона. Путь его пролегал мимо собственного дома. Ночью пошёл дождь, и, чтобы не промочить зерно, хлебодар поставил мешки к себе в сарай. Наутро сарай уже обшаривал фараон со слугами. Так по случайности и хлебодар лишился жизни.

– Могущественный, благородный и справедливый Баши, если ты прикажешь убить пажа, – говорила Малекка, – то во всём мире не останется человека, способного толковать твои мудрые сны.

Этих слов и нежного поцелуя хватило, чтобы сохранить жизнь Гердашу. Но каким жестоким стал урок жизни для поистине аккуратного виночерпия и безмерно честного хлебодара. В ту ночь был зачат наследник фараона Баши. Но судьба распорядилась так, что наслаждаться положением фараона тому наследнику придётся недолго. Не дольше часа.

Жизнь Гердаша в Сэндории уже совсем отличалась от рабской. Он вроде бы читал сны фараона, хотя в действительности они не были вещими. Такими их делал Гердаш, он вдыхал в них материю. Он был окружён наложницами и очень сильно приблизился к фараону. Возможно, Баши доверял ему больше всех во дворце, ну, может, кроме Малекки и родившегося сына Халифа. Существовавшая симпатия между Гердашем и Малеккой осталась, но они уже намного реже виделись: он был увлечён попавшей в его руки властью, она своим чадом.

Был ещё один сон у фараона, о котором упоминает Летопись. Через три года Баши обеспокоенный подозвал к себе Гердаша, и очень тихо рассказывал ему сон:

– Это ужас, как будто я умер и лежу в гробу, какой-то худой и бледный. Похороны там, Малекка вся чёрная, и тут приходит Казатон. Ну, которого я назначил собирать с народа подати в казну. Заходит, посидел на моём троне. Стал ногами у моего изголовья, такой упитанный, и молитву бормочет, я не выдержал и проснулся. Верно, он хочет сместить меня.