– Откуда ты знаком с Ниной? – вновь спросил капитан, не обращая внимания на мои подколочки.

– Сегодня, вернее уже вчера во время завтрака в столовой мы и познакомились, – бросив взгляд на часы, висевшие на стене, которые показывали половину первого ночи, ответил я.

– По какой такой привилегии ты находился там и кушал завтрак в ее кабинете? – задал он новый вопрос.

– А… это. Так я же вам уже сказал: я работал раньше в общепите, так что мы с ней хоть и бывшие, но коллеги, общий язык сразу нашли.

– А… сейчас, ночью ты к ней направлялся за мясом, что ли?

– Ну да, – ответил я. – Понимаете, днем я это мясо помог ей поднести домой. (Насколько я понимал, Нина находится в каких-то отношениях со Шрамом, поэтому, решил я, она, для своей же пользы, подтвердит сказанное мною). А вечером хотел забрать, так как днем, сами понимаете, на работе коллеги, а дома соседи, глаза, уши, и всякие другие, в том числе внутренние органы.

– Вот-вот, – воодушевился моими словами и даже как будто приободрился Шрам, – что ты там хотел сказать насчет других органов?

– А теперь скажу тебе кое-что, как мужчина мужчине, капитан. Даже если у меня и были какие-нибудь мысли насчет «органов» – если, конечно, мы говорим об одном и том же, – решил я играть с ним в открытую, – так после нашего разговора все эти мысли пропали раз и навсегда.

– Навсегда ли? – не поверил Шрам.

– Можете не сомневаться. Сами подумайте, на черта мне с вами связываться? Мой наиглавнейший орган – голова, капитан, – сказал я, – и я хочу, чтобы этот орган, то есть, мыслящий, оставался целым в первую очередь, а уж другие органы при соблюдении главного условия можно применить в любом другом месте.

– Мудро рассуждаешь, – согласился капитан. – Так ты мне, значит, хочешь сказать, что постараешься не расстраивать меня и не попадаться больше на глаза.

– Рад, что вы меня правильно поняли. Даже с голода буду умирать, а в эту столовую больше не зайду, да и так бы не зашел, если бы знал о вашем существовании.

– И вино больше не будешь продавать?

– Продавать не буду, а вас, если хотите, могу угостить, только заранее предупреждаю – оно невкусное, полуфабрикат, пойло, одним словом.

– Хорошо, молдаван, – сказал он вставая. – Знай и помни мою доброту. Шрам никого и никогда даром не наказывает. Я пошлю с тобой человека, наполни ему тару, что будет при нем.

– Договорились, – повеселел я и пожал протянутую капитаном руку. Он задержал мою ладонь в своей руке и сказал негромко, глядя мне в глаза:

– Эта женщина дорога мне, парень, но у нее есть муж, который сидит за убийство, а у меня жена, так что ты, надеюсь, понимаешь, что между нами все не так просто. Впрочем, – хлопнул он меня по плечу, – тебе эти подробности знать необязательно, ты здесь человек посторонний и случайный.

– Верно, случайный и посторонний, – эхом отозвался я. – Нынче здесь, завтра там.

Когда я, покинув здание РОВД, вышел на улицу, звездное небо, встретившее меня за порогом здания, показалось самым прекрасным из того, что я видел когда-либо в жизни. Оно было бесконечно огромным, и не в клеточку, то есть без решеток. Добравшись до вагона все в том же «уазе», я налил сопровождавшему меня сержанту-водителю вина в канистру, грелку и даже в графин и термос – ему лично, – затем проводил уезжавшую машину взглядом, после чего, переодевшись, стал подробно рассказывать Володьке обо всех своих приключениях и ночных передрягах. Он только посмеялся. Выговорившись, я успокоился, и мы завалились спать, так как на часах было уже около четырех утра.

Следующий день в нашем положении ничего не изменил: мы потихоньку подторговывали вином, милиционер, дежуривший на вокзале, получил от меня 25 рублей и теперь прохаживался по перрону взад-вперед, делая вид, что не замечает ни вагона, ни клиентов, суетящихся вокруг него. Уже ближе к обеду к нам среди прочих наведалась семейная пара, которая несколько раз и прежде приходила за вином, причем все это время они были вдвоем, не расставаясь. Слово за слово мы разговорились. Ему было чуть меньше тридцати, ей 25. Они рассказали, что у них есть собственный домик совсем рядом с вокзалом, всего в четырех кварталах от места нашей стоянки. Имена у наших новых знакомых были забавные: его звали Поликарп, ее – Ева.