– Мы его звали – овечье рунишко, – кивнул Телли.

Брови травника удивленно полезли вверх.

– Ого, – сказал он, – а ты, оказывается, кой-чего знаешь. Верно, так его тоже зовут. Только если я тебе все названья каждой травки буду говорить, у тебя башка с непривычки треснет.

– А для чего она?

– Башка?!

– Да это… трава, волкобой этот.

– Вообще, его добавляют в кой-какие отвары для густоты и чтобы дольше сохранялись. А еще говорят, что им от свадебных наговоров охраняют, кладут на порог.

– Это правда?

– Не знаю, не пробовал. Мы его много брать не будем, есть вещи поважней. Да, много всяких врак об этом ходит, – он уложил в сумку сорванные стебли. – Есть в травах и цветах целительная сила для всех, кто сумеет разгадать их тайну… Только не каждому это дано. О, гляди – лопух… Дай-ка лопатку.

– Репей-то нам на черта?

– Осенний корень лопуха в настойке, – наставительно сказал Жуга, окапывая куст вокруг, – от осиного или пчелиного укуса – первейшее средство.

– А почему осенний?

Травник пожал плечами:

– Я не знаю.

– А это… Я вот слыхал, что орхилин-трава все тайны и чары раскрывает, ежели сумеешь ее цветок сорвать…

– Это папоротник-то? Ерунду болтают, – сказал Жуга, утирая лоб рукавом. Потянул из земли оголившийся корень. – Я дважды просидел у орляка всю ночь на Ивана, ни хрена он не цветет. Городские байки. Другое дело, что червяков из брюха гонит, если приготовить его как надо. А еще от поясницы помогает, если на ночь приложить или тюфяк свежим листом набить.

– Так давай набьем!

– Завянет быстро – не сезон.

– Какой же прок от него тогда? Поясницу ведь по осени и крючит.

– На то другие средства есть. Каштан на хлебе с салом, корня шиповника настойка или, там, акация… А вот еще про папоротник: если растереть свежий листок и к ране приложить или, там, к свищу – в три дня все заживет и следов не останется. Ну-ка, помоги…

Домой к Рудольфу Телли возвратился нагруженный травами и окончательно обалдевший от обилия разных сведений.

– Мне все это в жисть не запомнить, – сказал он, поразмыслив.

– А ты не запоминай. Ты просто слушай.

Меж тем Рудольф отлучился по каким-то своим делам. Воспользовавшись его отсутствием, Жуга и Телли решили разобрать завалы в верхней комнате, пока какой-нибудь котел и впрямь не рухнул ночью им на головы.

Толстые, неструганного дерева полки прогибались под непосильной тяжестью. Обилие вещей поражало. Здесь были стеклянные бутылки всех форм, цветов и размеров, какие-то разрозненные чашки и тарелки серого фаянса, покрытые тоненькой сеточкой трещин, большей частью с отбитыми краями или вовсе уже без ручек, статуэтки людей и зверей в разломанной шкатулке, две-три монеты странной формы, изогнутый бронзовый нож с затейливой ручкой, радужные перья неведомых травнику птиц, большая связка старых ключей на кольце, кресало, какой-то череп (Телли перепугался до одури, когда наткнулся на него за старым жестяным подносом), горы старого трута, свернутый в трубку небольшой квадратный коврик, истертая перчатка из кожи на левую руку, извитая, с отростками раковина с кулак величиной, толстая пачка свечей, песочные часы, кубок – измятый, старого олова, с чеканкой внутри и снаружи, большая медная чернильница с остатками чернил – все старое, забытое, покрывшееся плесенью и пылью.

– Дела-а, – травник с натугой стащил с верхней полки маленький бочонок, снял крышку и ошарашено уставился на россыпь блестящих, перемазанных прогорклым постным маслом наконечников для стрел. – Куча всякой всячины! И вещи-то все ненужные, вроде…

За бочонком на полке обнаружился щит – обитый сталью поверх досок конный рыцарский тарч