Дырчатый, желтый сыр на чистом, льняном полотенце, пористый хлеб только что с печи, вареные яйца, свежая зелень доделали свое дело. Рот мгновенно заполнился слюной, а в животе заурчало.

Торопливо стянула с натертых ступней тонкие сапоги из оленьей кожи, которые не снимала два дня подряд, и босыми ступнями прошлепала по прохладному, дощатому полу к металлическому умывальнику. Наспех помыла руки, села за стол и наконец приступила к картошке с грибами, пока та не остыла! М-м! Вкусно!

Матушка устроилась на стуле напротив меня и, лениво ковыряясь в своей тарелке, принялась ворчать. Ее хрипловатый голос дрожал от эмоций:

— Я понимаю, почему ты не хочешь мэра. Богатый, солидный, но старый. Молодой девчонке куда с таким стариком! А Рагнар? Что с ним не так? Красивый, сильный, зажиточный. При деле. Всегда у тебя будет крыша над головой, еда. Будешь с ним сытой. В тепле.

— В тепле! — фыркнула я. — А если останусь с тобой, то придется голодать? И мерзнуть, завернувшись в долги?

Матушка не умела врать. И даже, когда пыталась, ее всегда выдавали глаза. Вот и сейчас она отвернулась и недовольно скривилась:

— Рагнар слишком болтлив, как по мне.

Я прекрасно понимала, почему она скрывала наше бедственное положение. Ей не хотелось давить нищетой на мое решение о замужестве, как давил сегодня кузнец, угрожая постыдными отношениями с мэром. Матушка пыталась оставить для меня иллюзию выбора.

Только вот мне была нужна не иллюзия, а настоящий выбор... который был бы возможен, имей мы больше денег.

Сейчас меня поедом грызла мысль: почему, имея самый большой кусок земли в городе, мы разорились?!

— Расскажи мне про долги. Все при все.

— Что тут рассказывать? — худенькие плечи матушки устало поникли. — Налог на землю. Налог на дом. Налог на лес. Не знаю, может, в этом году введут налог на воздух. Тут крыша прохудилась. Там инструмент поломался. На все нужны деньги.

Я нахмурилась и кивнула:

— С расходами понятно. А доходы?

— Мы сдаем в аренду пару полей за холмом, да толку-то! Много ли возьмешь с крестьян, которым надо кормить ораву спиногрызов? Несколько серебряных монет в год да соленья.

— Это и правда не доход, — согласилась легко. — Тогда какие у нас доходы? — в груди начинало закипать возмущение.

Никому не понравится, когда в восемнадцать лет его считают ребенком! Или того хуже, дурочкой! Я в третий раз справлялась о доходах, и в третий раз слушала о том, как тяжело и дорого жить.

— Никаких, — нехотя признала матушка, опустив глаза и тонкими пальцами с идеальными овалами ногтей соскабливая со стола невидимую грязь. — Ты не переживай. Главное, тебя пристроить. А о долгах не думай. Я разберусь. Как-нибудь.

— Не надо меня пристраивать! — всплеснула руками. — Это наш дом. Мы одна семья. И долги у нас общие. Давай что-нибудь придумаем! Ты же видишь, пора что-то менять!

— И что? — прищурилась.

— Нельзя только отдавать. Мы должны заработать деньги, а для этого надо уметь их брать!

Матушка нахмурилась. Глаза недобро сверкнули.

— Тогда начни со своего проглота! Вытряси из него золотых или выбрасывай его к Бездне с нашей земли!

— Он даже ложки каши не съел! Даже часа не полежал в амбаре! А арендаторы... Я встречала недавно Верну в магазине шелкового белья. В ее руках были упаковки. Одета в дорогущее платье. Почему у них нет денег заплатить за аренду, зато есть — для красивой одежды?

— Мала ты еще, Таира, чтоб меня учить, — матушка поджала губы. — Ешь давай! А я пойду делами заниматься. Взрослыми.

Тонкий силуэт, закутанный в темную простую ткань, быстро скрылся за дверью.

Я без аппетита доела остатки еды и отправилась мыть посуду. Пока носила воду из колодца и мыла щербатые тарелки в медном тазу, думала над услышанным.