Когда Кришнаджи (это имя, с которым мы все обращались к нему; в Индии – джи добавляется к имени, чтобы выразить как уважение, так и привязанность) разговаривал с молодыми учениками, он говорил с ними на их уровне понимания. С ученым Дэвидом Бомом он разговаривал на его уровне понимания; но в любом случае он был одинаково полон энтузиазма, независимо от того, с кем разговаривал. Он не оценивал людей с точки зрения положения или достижений, как это принято в социуме. Я всегда находил его бдительным, чутким, знающим и уважительным даже к самому маленькому человеку… В нём не было и следа лени или усталости. Переполняющая доброжелательность ощущалась к каждому человеку, но это не означало установление компромисса в отношении истины или избегания её, даже если кому-то будет горько её принимать.
В 1960-х годах, я подошёл к нему после выступления одновременно с неким джентльменом из аудитории, преисполненным комплиментов Кришнамурти и воскликнувшим: «Прекрасная беседа, сэр, прекрасная беседа, какой чудесный доклад!». После того как он ушёл, Кришнаджи повернулся ко мне и сказал: «Это оскорбление, сэр! Для меня это означает, что здесь я изо всех сил старался поделиться правдой о жизни, и вместо того, чтобы исследовать сказанное мною, этот человек почувствовал себя развлечённым моим выступлением!» Он не любил похвал и воспринимал громкий комплимент, как унижение, как досадное непонимание смысла его учения.
В 1960-х годах я хотел запечатлеть его на фото, и целый день носил с собой фотоаппарат; но в те дни он не позволял делать никаких фотографий. Он также не позволял никому делать записи во время своих лекций. Он не хотел, чтобы его лекции сводились к форме получения знания. Он хотел, чтобы они были опытом совместного видениясказанного им. Поэтому он неоднократно подчёркивал, что не читает лекцию: «Это не некоторая информация, передаваемая мною, и которой у вас нет. Мы смотрим на сказанное вместе, как два друга». Хотя, он говорил со всеми собравшимся, он неоднократно подчёркивал, что по сути это был разговор один на один между двумя друзьями, и что нам необходимо использовать его утверждения, как зеркало, которое держат перед собой для взгляда на свою жизнь и проверки её на соответствие. Если сказанное им было правдой или таковой не являлось, не было никакого обязательства принимать это слепо.
Он не придавал значения согласию или несогласию как таковым, поскольку это имело очень мало значения в поисках истины… Я могу согласиться с вами или не согласиться, и всё же ни один из нас, возможно, истину не постигнет. Имеет ценность увидеть проявленную истину, а не выражать согласие или не согласие, и высказывать мнения «за» или «против» чего-либо. Однажды, примерно в 1976 году, он выступал с докладом в Раджгхате, объясняя, как все беспорядки в обществе возникают из-за нашего эгоистического подхода к жизни и подчеркивая при этом необходимость выйти из поля эго (имеется в виду поле эго-реакций). В конце доклада я задал ему довольно дерзкий вопрос, и последовавший диалог оказался для меня, в последствие, очень значимым:
П. Кришна: Сэр, Будда пришёл и ушел. Иисус пришёл и ушел. Кришнамурти пришёл и уйдет! Но человеческий поток движется по тому же пути. Так в чём же ценность шага одного человека вне потока?
Кришнамурти: Этот вопрос задаёт человек, который находится в человеческом потоке?
П. Кришна: Я могу спрашивать только из потока, потому что я в нём присутствую!
Кришнамурти: Для человека в потоке это не имеет значения, потому что он измеряет всё с точки зрения воздаяния или наказания, а это не достижение.