Но несмотря на правдоподобность происходящего, слушать этот полубезумный шёпот было невыносимо, и я воскликнул возмущённо, прежде чем успел подумать:
- Это ещё что такое?! Что ты там бормочешь?
Девушка испуганно вздрогнула и попыталась вжать голову в плечи. Чёрт же дёрнул меня за язык! Сейчас наложит заклятие - и поминай как звали. Нет, я вообще-то человек не суеверный, но антураж чужого дома, тонущего в предрассветных сумерках, и этот тихий нежный голосок, будто служащий чёрную мессу на незнакомом языке, невольно вызывал короткие холодные вспышки ужаса внутри.
Яна обернулась и посмотрела на меня с осуждением, но всё же ответила по существу, не уклоняясь:
- Молюсь. А вы почему подслушиваете? Вы же спать собирались!
- Молишься?! - неверяще переспросил я. - На каком языке?
- На латыни.
- Ты что, католичка?
- Я... не знаю. Нет, наверное. Этой молитве меня научила бабушка, она была полькой.
- Была..?
Вроде, ситуация прояснялась самым наилучшим и успокаивающим образом, но мне отчего-то становилось всё более жутко. Уж не прах ли уехал в том автобусе в Старый Оскол..?!
- Да, она умерла. Но это не та бабушка, с которой я ехала вчера.
- Что ж, - пробормотал я задумчиво, вздохнув с облегчением, - это многое объясняет.
- Что объясняет?
- Ну, твои странности. Получается, ты потомок иностранцев, и довольно хлебнула их менталитета в детстве. Твой отец был поляком или мама?
- Мама, но только наполовину. И я не понимаю, о каких странностях вы говорите.
- Да так, не бери в голову...
- Ой, птенчики мои! Уже проснулись! - вдруг раздался позади меня радостный голос хозяйки. - Молодцы какие, ранние... Сейчас я быстренько блинов напеку, чаю попьём...
- Ну зачем такие трудозатраты ради нас? - возразила Яна, поднимаясь с колен и пряча что-то под рукав. - Да и мы торопимся. Давайте просто пирога вчерашнего поедим, и мы поедем?
- Мне же не трудно, девочка моя! - принялась спорить Антонина Петровна. - Наоборот, приятно. И если вы всё-таки ехать собрались, то нужно моего сына дождаться - он только в семь будет.
- Зачем его дожидаться? - уточнил я. Две женские пары глаз устремились на меня, и только тут я осознал, что стою посреди дома в неглиже.
- Так а как вы на трассу-то вернётесь? Тут, почитай, пятьдесят километров, наверное... и попутку в селе не поймаете, дело гиблое.
- Пятьдесят километров..! - ошарашенно повторила за ней Яна и вопросительно посмотрела на меня.
А что я? Разве в такой темноте поймёшь, куда этот дед нас везёт, тем более что я и при свете не особенно ориентируюсь..?
- Да вы не переживайте, деточки мои! - успокаивающе заворковала Антонина Петровна. - Феденька мигом вас на своём железном коне довезёт! У него и коляска имеется, так что все влезете.
- Вы имеете в виду мотоцикл? - уточнил я.
- Ну да, ну да. Дедов ещё "Урал". Зверь машина!
- Ave Maria gratia plena! - горестно пробормотала Яна. И тут не поспоришь...
- Как твоя ножка, девочка моя? - продолжила ворковать хозяйка, и я поспешил ретироваться, чтобы не смущать доктора и пациента своим присутствием.
Когда вернулся, уже прилично одетый, они всё ещё спорили о возможности отправиться в путь:
- Так то в покое, милая моя, в заботе, после восьмичасового отдыха! А протопаешь десять километров своими маленькими ножками - и всё по новой начнётся.
Яна открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыла обратно, видимо, исчерпав аргументы и устав повторять одно и то же. А я чувствовал солидарность с ней, хоть и понимал опасность. Но это не упрямство - это целеустремлённость. Нам нужно ехать, ей и мне. И я даже где-то немного рад, что судьба столкнула нас, и мы проходим этот путь не поодиночке.