Когда советские войска подходили к его имению, он запряг четверку прекрасных лошадей в две тележки, привязанные одна к другой, нагрузил их мукой, салом, овсом, табаком, одним словом всем, что тогда было валютой и двинулся прочь, куда глаза глядят. Немцев он ненавидел люто, но несмотря на это, ехать было некуда, он появился в Вене у моих родителей. Когда его спрашивали, зачем он приехал в Германию, если так ненавидит немцев, он мрачно отвечал: «Нервы не выдержали».
Лошадей его устроили работать на ферме под Веной, а сам он жил у наших. Когда они уехали к нам, Владимир Петрович сам еще не решил, что будет делать; собирался выезжать, чтобы пробираться в Швейцарию, колебался, и наконец, после тысячи приключений и странствованию по Австрии со своими лошадьми, из которых осталось только три, появился накануне нашего отъезда в Уттендорфе.
Потом он говорил Володе, с которым у него были очень хорошие, дружеские отношения: «В такое страшное время, когда жизнь на волоске, хотелось быть со своими людьми».
На крик Володьки распахнулась дверь родительской комнаты, и послышался радостный голос отца: «Да ну? Где же он?». А за окном на улице раздался стук колес, затем: «Тпррр! да стой же черт! Э-э, Васька!», нетерпеливое ржанье, скрип и шум. Я бросилась к окну. Владимир Петрович в длинном до полу рыжем армяке, который он торжественно называл буркой, в барашковой черной шапке, разнуздывал лошадей. Первая большая телега была наполнена аккуратно утасованными мешками всех размеров, а задняя небольшая, охотничья таратайка, нагружена сеном.
Отец, держа мундштук с догоревшей папиросой в руке, вышел из двери и, улыбаясь, подошел к Владимиру Петровичу. Они обнялись. «Владимир Петрович! – закричала я в окно: – Вот здорово!» Он снял шапку и, улыбаясь, помахал мне рукой. На улице уже стояла толпа полукругом и с недоумением смотрела на телеги, на лошадей и на странного человека в рыжем балахоне.
«Владимир Петрович приехал!!»
Володька рассказывал, что на станцию не поехал, а пошел помогать Анне и по дороге встретил Владимира Петровича. Вскоре вернулись Володя и Алинка со станции с радостно недоуменными лицами. Алинка поймала меня в коридоре: «Ты хотела бы ехать не поездом, а на лошадях?» Она сияла. «Да, очень». Я откровенно очень боялась этого путешествия в поезде: бомбардировки, переполненные поезда, беженцы. Мы всех детей по дороге растеряли бы, не говоря уже о вещах. Мне сразу представился весь романтизм путешествия на лошадях. Сейчас весна, погода, даст Бог, будет хорошая, ночевать будем где-нибудь на фермах, если будут бомбить, в города не будем заезжать, гораздо лучше, спокойнее, хоть правда, дольше… Да куда торопиться, мы все равно не знаем, куда едем и что будет. Что-нибудь да будет, успокаивала я себя. Вечером, после ужина собрался семейный совет. Владимир Петрович широко угощал табаком, что было редким удовольствием. Все сидели вокруг круглого стола в комнате родителей и оживленно обсуждали.
«Когда вы ехали из Вены, – говорил Володя, обращаясь к родителям, – творилось Бог знает что на железных дорогах, а что сейчас!… в этом я убедился, когда на днях хозяин послал меня в Зальцбург. Вся станция, которая наполовину разбита, наполнена беженцами со всех сторон. Все это сидит прямо на платформе, на тюках, мешках, тут же, прикрытые пальто, спят маленькие дети, лица унылые, усталые, с выражением тупой безысходности. Это люди, не имеющие ни крова, ни даже цели. Их, как листья ветер, несет куда-то общая волна, и они не знают куда. И не только станция, кафе, рестораны, вестибюли (холлы) отелей, полны такими людьми. Власти пытаются навести какой-то порядок, выдают пропуска, куда-то кого-то посылают, но и там чувствуется растерянность. Я пришел в ужас от этой картины, вам уж этого не рассказывал, чтобы не пугать, но сам очень боялся исхода нашего путешествия. Ведь, редко какой поезд проскакивает без обстрела истребителей, пути во многих местах разрушены, так что приходится иногда по десять километров идти пешком. Вы представляете себе папа с его больными ногами, больную Лину и Танечку? А вещи?» Все молчали. «У меня от сердца отлегло, когда я узнал, что Владимир Петрович с лошадьми приехал».