– На «десяток-другой» будет тяжело, мой господин. С любым мясом.

– Постарайся. Я же не просто так запросил у короля столько каторжников. Кто надорвётся на вёслах – за борт, ночью, через люк для нечистот. Не вздумай таскать трупы по палубе. И не сквернословить при дочери купца! Юные девушки очень ранимы и нежны чувствами. Для семьи купца это путешествие должно стать красивой прогулкой. Всё понял?

– Будет исполнено, мой господин.

Всю ночь бушевала запоздалая для начала осени гроза. Улицы приведенной к покорности столицы были темны и напоминали грязные реки. Изредка разрывались облака, и тогда при свете Реги появлялся какой-нибудь пьяный бродяга в распоротом стрелою замшевом камзоле, исторгал злорадный вопль и падал в лужу, вздымая тучи блестящих брызг, смешанных с нечистотами.

Купец измучился в своём разорённом доме, от которого остались только опалённые стены. Кровля рухнула, деревянные перекрытия сгорели. Всё золото, которое Грой хранил в тайнике под половицами второго этажа, само упало горячим подарком в руки ушлых мародёров: среди пожарищ шныряли сотни промысловиков до чужого.

В руинах дома не осталось ни золота, ни крохи съестного. Только разбитые зеркала и целый факел, забытый грабителями. Думать о завтрашнем дне купец боялся. Из остатков сгоревшей кровли он соорудил небольшой навес внутри остова дома, а под навесом устроил жалкое подобие стола и кровати. И коротал время при чадящем факеле. Свою голодную дочь он попросил оставаться в тайном ходе: мало ли кто шныряет грозовой ночью по безлюдным улицам! Купец не считал себя героем-поединщиком. Да, зарежут, но авось не найдут дочь. Это смешное слово – «авось» – он впервые услышал в путешествии к Лесным владениям Сахтаръёлы и охотно им пользовался, заключая торговые сделки.

«Мало ли кто» не заставил себя ждать.

– К тебе можно напроситься в гости, купец Грой? – в дверном проёме, лишённом грабителями дорогой двери, возникла рослая фигура, с головы до ног закутанная в мокрый плащ. Правую руку гостя тяготила объёмистая сумка из бычьей кожи, а левая придерживала ножны тяжёлого меча.

– Входи… – в горле у купца застрял страх: вооружённый пришелец казался несоизмеримо объёмистее и сильнее Гроя. Такой убьёт, шутя. – И будь, как дома.

Последние слова Грой просипел.

– Коль просишь, буду, – хмыкнул незнакомец и откинул плащ, устраиваясь у доморощенного стола, напротив купца.

Блеснули кольчуга, золотой пояс и драгоценные каменья на рукояти кинжала. Незнакомец стянул кольчужные рукавицы и кольчужный капюшон.

– Лорд Юлг?! Великая честь и неслыханная радость для меня, смиренного купца, видеть в своих разрушенных чертогах столь известную миру личность. Но, увы, и большое горе, я ведь ничем не могу угостить тебя, славного и доблестного воина; тебя, светило бесстрашия и скалу чести…

– Да, да… – морщась, лорд остановил купца недовольным жестом руки. И запросто водрузил на обгорелые доски стола свою тяжёлую дорожную сумку. Вынул из неё большую глиняную бутыль и два простых оловянных кубка. Звякнул золотом увесистый кожаный мешочек. – Не разводи словесную плесень, купец. Тут сотня золотых монет старой чеканки. Каждая с пять нынешних. Держи.

– Теперь лорды сами разносят щедрую помощь погорельцам… – глухо произнёс Грой, принимая золото. Слова вырвались невольно, купец страшился подумать о деле, которое могло привести могущественного лорда в обгорелые останки купеческого дома. Кто и когда видел, чтобы заносчивая знать снисходила к несчастным, лично одаривая их мешками золота в дождливой ночи?!

– И не такое бывает, – философски заметил лорд Юлг, вынимая из дорожной сумки копчёный окорок. – Нынче даже лорды ходят в гости со своей походной жратвой и дорожной выпивкой. Дожили, Грой.