– Оглашать слова торгаша у «сковороды гнева» непрерывно, как мои! – велел король. – Бдить и бдить, господа, пока всем врагам моего трона не настанет плотная «крышка»!
Он так повелительно стукнул ножнами двуручного меча о каменные плиты, что лорд Юлг вздрогнул и уронил кубок с вином на пол.
Король единственный был на пиру в кольчуге и с отточенным мечом, если не считать острых стрел преданной ему охраны. Иностранная охрана надёжнее любых собак, ибо не понимает ни слова, в отличие от своры боевых псов у государственного камина. Уж те-то прекрасно знают слово «взять» и чутко следят за каждым неосторожным движением безоружных воинов-лордов. И особенно за тем, кто одиноко сидит на почётной скамье внутри стола-подковы, поодаль от остальных воинов. Наблюдательные давно заметили, что с этой дубовой скамьи прямая дорога на сковороду королевского гнева.
Сегодня на эту скамью король велел сесть лорду Юлгу. Уже второй раз за год.
– Ты стал неловким и нерасторопным, Юлг, – король лениво развалился в кресле. – Кубки роняешь. Руки дрожат? Плыл-плыл на своей знаменитой лохани в битву, да так и не приплыл что-то.
– Лето было жарким и река обмелела, Твоё Всевластие, – принялся оправдываться лорд Юлг, вокруг которого уже суетились рабыни, вытирая пол. – Пришлось вести корабль старым руслом, оно глубокое. Мои воины копали протоку два дня.
– Мог усадить своих лучников на лошадей и прибыть берегом, вскачь! – резко бросил король. – А то и догнать плоты мятежников! Перестрелять этих выродков прямо на плотах! Брешут, твои лучники состязания устраивают, кто пустит стрелу через Глиаеру. До серёдки уж дострелили бы.
– На дворе начало осени, Твое Всевластие… – тихо возразил лорд. – Каждая лошадь на счету у моих селян. Я и так забрал у них в поход три сотни крепких сыновей. А без трёхсот лошадей они не управятся с урожаем. И к весне наступит голод.
– Голодная смерть во имя трона почётна! – выкрикнул король, разгораясь гневом. – Не лги, не сдохнут твои разъевшиеся селяне от голода. Ты натащил им столько рабов, что твоим селянам и делать уже нечего в поле, только покрикивать на них и хлыстиком помахивать. Слыхал, они у тебя баллады слагают от скуки и носят шляпы, селяне эти. В кожаные башмаки обулись! Стучат кружками в кабаках, пиво хлещут и тебя славят. Скоро лордов из себя корчить начнут. Твой замок стоит на острове посреди Глиаеры. Ну-ка, поведай, скотина, как сотня плотов прошмыгнула мимо тебя незамеченной? Почему твой знаменитый корабль проспал врага?!
– Мятежники плыли ночью, мелководным лесным рукавом, а не под мостами, – лорд почтительно склонил голову. – Увы, это не умаляет моей вины. Позволь мне искупить свою оплошность,
– Искупи, попробуй, – совершенно спокойным тоном согласился король и отхлебнул из кубка.
Лорд щёлкнул пальцами, и в зал пиршеств вошли две молодые рабыни, светловолосые красавицы, совершенно нагие, но в дорогих башмаках с высокими каблуками. Ослепительно улыбаясь королю, они несли сундучок; небольшой, но тяжёлый на вид. Поставили его на пол перед столом, напротив короля, и откинули крышку. Блеснуло золото.
В зале притихли голоса.
– Это моё смиренное подношение королевской казне, – промолвил лорд Юлг. – Мой выкуп за беспечность и неучастие в бою. Тысяча золотых монет новой чеканки.
– Хм… – пробурчал довольный король, любуясь золотом и рабынями. – Девок я тоже забираю. Пусть носят сундук, не сам же я потащу его в королевскую сокровищницу. Пожалуй, сегодня я не стану жарить тебя на «сковороде гнева», Юлг. Живой ты полезнее. Надо почаще стучать мечом о камни.