– Что ты там такого узнала? – поинтересовался Бран, внимательно меня разглядывая. Мы уже вернулись в замок, и всё это время я не произнесла ни слова. – Твой отец ел младенцев на завтрак?

Да, примерно так я себя и чувствовала.

– Где отец Георг? – спросила я, не желая открывать наёмнику свою душу.

– Уехал, – пожал плечами Бран, – насколько я знаю.

– Его надо остановить! – воскликнула я, начиная приходить в себя.

– Ну, давай, останавливай! – насмешливо фыркнул мужчина, широким жестом указывая в сторону дверей.

– Глупец! – с жаром воскликнула я и осеклась, зажав руками рот: я никогда никому в своей жизни не сказала ни одного плохого слова. – Я… я… – Я хотела извиниться, но вместо этого спросила: – Где Дерек?

– Где-то в замке, – снова пожал плечами наёмник, рассматривая меня изучающим взглядом. – Случилось что-то? Ты сама не своя?

– Я… я буду говорить с Дереком!

– Да, пожалуйста, – сказал наёмник, разворачиваясь к выходу. – Поищи его. Возможно, найдёшь в рыцарском зале или в кабинете, или во дворе, или на конюшне.

– Это важно, это действительно важно, – повторила я, когда Бран обернулся ко мне, а затем взмолилась: – Пожалуйста, отведи меня к нему.

Мы нашли Дьявола на конюшне. Он чистил своего чёрного породистого скакуна. Я даже против воли засмотрелась на его уверенные, отточенные до малейшего штриха движения: сколько в них было силы, власти, и вместе с тем заботы о великолепном животном.

– Милорд, – позвал его Бран. – Марисоль хочет что-то сообщить вам, – сказал наёмник, когда Дерек обернулся.

– Вы искали меня, миледи? – удивился мужчина. – Зачем?

23. 22

– Я… – Я смотрела в темно-синие глаза Дерека и не знала с чего начать. Тот махнул Брану, велев ему оставить нас наедине. – Я… Мне очень жаль… – как я ни крепилась, слезы полились по щекам, и я с силой закусила сжатые в кулак пальцы, чтобы не завыть. – Мне очень-очень жаль…

– О чем тебе жаль, Марисоль? – Дерек нахмурился, непонимающе глядя на меня. Он отложил щётку и похлопал коня по спине, а затем ласково потрепал по холке.

Я наблюдала за его такими простыми действиями, и меня с головой накрывали жалость и сострадание к нему. Я напрочь позабыла про свой страх перед ним. Человек, долгие годы носящий в сердце боль, живущий данной самому себе клятвой мести, но даже в порыве ненависти не причинивший зла невиновным, не может быть исчадием ада. Было горько вспоминать все грязные и мерзкие откровения отца, которого я когда-то считала образцом добродетели и порядочности.

– Почему ты молчишь, Марисоль? – вновь спросил Дерек.

– Я… я все знаю…

Этот человек мог сделать со мной все, что угодно, мог обречь меня на ту же участь, что постигла Хлою, и никто бы его не осудил и не вступился бы за меня. Но он не сделал этого. Он пощадил жену и детей истязателя и убийцы своей сестры. В этом Дьяволе было больше благородства, чем во всем нашем роде.

– Я все знаю… – повторила я. – Мне очень жаль…

Недоумение на лице Дерека сменилось грустью и пониманием. Я все говорила и говорила эти слова по кругу, не замечая, как голос срывался на рыдания. За пеленой слез я уже не видела мужчину, его образ слился в тёмное пятно. Он подошёл ко мне и обнял, прижавшись губами к волосам.

– Ты все-таки поверила мне? – глухо спросил он. Его руки крепко сжимали меня, и я уронила голову ему на грудь, продолжая плакать. – Почему?

– Я… я услышала разговор… внизу… моего отца с Преподобным… – всхлипывая, произнесла я.

– Ты подслушивала исповедь? – удивился Дерек, не разжимая объятий. – И готова теперь разгласить её тайну? Что ещё я не знаю о моей маленькой монашке? – слегка отстранившись, он поднял мою голову за подбородок, и я увидела его невеселую улыбку.