– Он действительно меня не тронул, – тихо сообщила я, поднимаясь с гнилой соломы и направляясь к решётке, ведущей из камеры.

– Если ты подумала, что в его лице нашла защитника, то ты ошиблась! Перед тем, как заключить меня сюда, этот Дьявол обещал мне сделать тебя своей подстилкой! Но я несказанно рад, что не ошибся в тебе! – услышала я в спину. – Что ты не опозорила мое имя и наш род!

– Как будто это от меня зависит, – прошептала я, горько осознавая истину собственных слов. – Дереку стоит только захотеть, и мой отказ не будет иметь никакого значения, тем более если он обещал тебе сотворить это со мной...

– Что ты там бормочешь, Марисоль? – спросил Родерик.

– Мне пора идти, отец. Я приду, как только смогу, – понуро сообщила я, покидая камеру.

– Иди и помни, о чем я сказал!

Бран повёл меня в сторону выхода, но остановился через несколько шагов, открыл незапертую решётку и указал приглашающим жестом пройти внутрь.

– Сядь в углу, – прошептал он на ухо, – если тебе так важно остаться незамеченной.

Я послушалась его совета, опускаясь на пол, едва прикрытый соломой. Оперлась спиной о стену, и, подтянув колени, сжалась, стремясь сохранить тепло. Я ругала себя всеми словами, что не подумала взять с собой ничего теплее шерстяной накидки на плечах. Я жалела, что на мне сейчас не то тёплое коричневое платье, которое Дерек категорически запретил мне носить. Опасаясь, что он выполнит свою угрозу снять его с меня, если ещё раз в нем увидит, я отправила его на самое дно сундука, надев сегодня то самое зелёное платье, в котором я была на празднике. Поежившись и потеплее завернувшись в шаль, я принялась ждать.

Казалось, время остановилось, я бесконечно по кругу гоняла в мыслях слова отца, его обвинения, угрозы Дьявола. Я потерялась в собственных чувствах. Мне было стыдно за подозрения отца, но вместе с тем, на меня обрушилось огромное чувство вины за то, что ничем не могла помочь ему. А еще меня до слез душила обида на Дерека.

Скрежет открывающейся двери и звуки шагов на лестнице застали меня врасплох. Мрачный коридор осветился факелом, и в высокой худощавой фигуре, одетой в сутану, я узнала нашего приходского священника.

– Милорд! – громогласно объявил он о своём приходе. – Милорд! Где вы?

– Идите прямо, отче! – откликнулся Родерик. – Вы один?

– Да, милорд, – подтвердил Преподобный. Он прошёл мимо меня и остановился перед камерой, в которой был заключён отец.

– Вот и свиделись, святоша! – со смехом откликнулся бывший господин. – Что-то ты не торопился ко мне!

22. 21

Хохот Родерика раскатистым громом пронёсся по коридору темницы.

– Тебя так долго не было, я уж думал, ты решил соскочить! – воскликнул он.

– Что вы, милорд, – в голосе священника слышалась неуверенность. – Я бы никогда…

– Рад слышать, рад слышать! Посмотри на мои цепи, – отец загремел кандалами, – как тебе нравится? А ведь ты сейчас должен быть здесь, со мной, по эту сторону решётки. Или болтаться на виселице, как Фред или Джон, и кормить своим мёртвым телом ворон.

– Мил… милорд, – заикаясь, пробормотал Преподобный, – к чему ворошить прошлое?

– И, правда, к чему? – деланно удивился Родерик. – А напомни-ка мне, чья эта была идея пополнить казну за счёт семейки моего друга Коула? – презрительно произнёс он. – Как думаешь, как скоро его щенок отправит тебя на эшафот, если узнает?

Я зажала рот ладонью, чтобы не застонать от обрушившегося на меня знания, перевернувшего весь мой мир.

– Но это не я придумал вырезать всех жителей замка! – зашипел отец Георг. – Их кровь не на моих руках!

– Однако от щедрого вознаграждения кровавым золотом за молчание ты не отказался! А, святоша?! – последние слова отец выкрикнул. От неожиданности я прикрыла голову руками и вжалась в мокрую стену, сырость которой мгновенно пропитала мою одежду.