– Не знаю я, что делать мне, и как быть мне дальше…. Ой, бедная моя головушка!
Мать ласково положила свои руки на её вздрагивающие плечи.
– Алёнушка, не терзай так сердечко своё. Поведай мне о своей печали-кручинушке
Попыталась поймать её безутешный взгляд.
– Или кто обидел тебя, дитятко моё?
Алёнушка прижалась головой своей к руке матери, как бы ища у неё защиты. Из уголков глаз её текли прозрачные слезинки.
– Никто меня не обидел, матушка. А услышала я весть страшную, сердечко моё поранившую.
Мать нежно погладила её по голове.
– Говори, дитятко моё. Облегчи своё сердечко.
Алёнушка ответила дрожащим голосом:
– Матушка моя, с Илюшенькой приключилась беда великая. Поранился он тяжко.
Пелагея Ивановна всплеснула руками.
– Ох, напасть – то, какая! А живой ли?
Живой, – всхлипнула Алёнушка, – только…
Губки её изломались и задрожали.
– Только нехожалый он теперь, совсем не хожалый.
Пелагея Ивановна постаралась успокоить свою дочь.
– Доченька моя, Илюшенька выздоровеет. Он крепкий. Дай ему только срок.
Попыталась улыбнуться. Получилось это у неё неважно.
– Вот увидишь…
Слова матушки успокаивающе подействовали на, упавшую было духом, дочь.
Она взбодрилась.
– Правда, матушка? Он снова станет ходящим?
Матушка Алёнушки ласково кивнула.
– Станет, голубка моя, обязательно станет.
Чуть подумала и добавила:
– Ты бы наведалась к Илюшеньке. И сама бы успокоилась, и ему стало бы легче переносить свою напасть.
– Матушка, а хорошо ли ходить девице к жениху в дом, до свадьбы?
Пелагея Ивановна её успокоила,
– Хорошо, Алёнушка. Ведь уже все знают, что Илюшенька твой суженый. А ещё болен он. Ну как не навестить такого.
Алёнушка встрепенулась.
– Хорошо, матушка. Я завтра же, поутру, наведаюсь к Илюшеньке.
Снова взгрустнула.
– Только вот будет ли он мне рад…
Глава 3. Любовь всегда права
Илья сидел на дубовой лавке и угрюмо смотрел в мутное пятнышко окошка. Сквозь оболочку бычьего пузыря, натянутого на небольшой проём в бревенчатой избе, ничего не было видно. Но он, хоть, пропускал дневной свет и это уже хорошо. С ним было не так тоскливо сидеть в сумрачной бревенчатой клети. Интерьер избы изысканностью не отличался. Он был прост и груб, как сама жизнь. Время тогда было такое. Суровое и неласковое.
Илья никого не ждал. Ни гостя, ни друга. Да и не желал он их видеть. Ведь начнут вспоминать о былом, да жалеть его. А он сильный и гордый. И всё это стало бы для него невыносимой пыткой. Другое дело Алёнушка, его ладо. Хотя, и её он уже не хотел видеть. Потому что сильно любил свою зазнобушку. Потому, что не желал избраннице своей несчастной доли…
Он уже стал понемногу привыкать к своему тягостному одиночеству.
Неожиданно в дверь кто-то постучал. Илья вздрогнул и повернул свою кудрявую голову в сторону двери. Произнёс густым, молодым голосом:
– Входи, добрый человек.
Дверь робко скрипнула и на пороге показалась Алёнушка. Вся в белом. Светлая и чистая, как утренняя заря. Она робко улыбнулась и сделала несмелый шаг в горницу. Тихо притворила за собой дверь.
В полумраке избы, Илья не сразу разобрал, кто вошёл. Гостья подала голос:
– Здравствуй, Илюшенька! Это я, Алёнушка.
Взгляд молодца невольно потеплел. Он тихо ответил:
– Здравствуй, Алёнушка!
Но лицо его тут же исказила гримаса глубокой внутренней боли.
– Ты пришла ко мне, но мне больно видеть тебя, ладо моя. В тебе вижу я свою прошлую жизнь, которая больше не вернётся ко мне никогда. А думы о ней причиняют мне страдания. Да такие великие, что жизнь моя становится не люба мне.
Гостья робко улыбнулась.
– Позволь, Илюшенька, сесть рядышком с тобой, да поговорить ладком.