– Хорошо, – она произносит это холодно, на меня она снова не смотрит, она не любила на меня смотреть, дверь, едва приоткрывшись, захлопывается с грохотом. Я все для нее была слишком бледная, слишком высокая, слишком нескладная, ее маленький кузнечик и сотня других обидных вещей, которыми она меня называла.

Мягкий шепот Илая выдыхает в ухо: «Ты такая красивая, я поверить не могу, что ты позволила мне к себе прикоснуться.»

И я хохочу, заливаюсь просто смехом, что же, самый красивый объект в комнате уже на тебе. Что ты будешь с этим делать?

Ледяной голос Мораг прорезает тишину, возвращает меня к реальности. Она как всегда отказывает мне в честности в разгаре ссоры, ее голос звучит четко, она чеканит каждое слово, – Я все еще рассчитываю увидеть тебя завтра дома, готовой к вечеринке, прояви уважение, это в твою честь и я действительно, хотя ты можешь мне не поверить, старалась.

Так старалась, что ни разу не спросила моего мнения. Тебе же лучше знать, в самом деле. Я продолжаю ее слушать.

– Очень надеюсь, что несмотря на твои новоявленные высокие отношения, которые мне, разумеется, не постичь, мы обойдемся завтра без досадных эксцессов, которым сопровождается каждое появление этого мальчика, правда, Скарлетт?

Я выдаю самую фальшивую из всех возможных улыбок, демонстрирую ей зубы, – Правда, Мораг.

Она осматривает меня, ищет, ищет, ищет и находит, – И сними эту футболку. Ты выглядишь, как бродяжка.

Разумеется, это его футболка. Мораг ненавидит его еще и за то, что товар у нее порченый.

В мире свободных рыночных отношений, знаете, это не слишком приветствуется.

– Ты как всегда добра.

Я усмехаюсь криво, по части кривых усмешек у меня был потрясающий учитель, я отрываюсь от нее, стараюсь уйти как можно дальше, как можно скорее. Я отрываюсь от нее, и с каждым разом отхожу все дальше и дальше.

Не хочу ее видеть. Не хочу ее слышать. Не хочу ее в своем личном пространстве. Ничего общего с ней не хочу.

И каждый раз вижу ее, глядя в зеркало.

***

Утро шестнадцатого дня рождения встречает меня взволнованными шумами, беспокойством, внизу все кипит, все суетится, Мораг не дает покоя никому с самого утра, развивает бурную деятельность, я слышу ее приказной тон, требующий перевесить гирлянду, ей совсем не нравится, как она расположена.

В комнате платье, которое она приготовила, жизнь, которую она приготовила, все, что матушка заботливо приготовила, выбрала для меня или выбрала за меня, зависит от того, какая формулировка выглядит приятнее.

Мне не нравятся обе, хочется, чтобы хоть один день был о моих выборах, о моих решениях, и она говорит, что, когда увидит во мне достаточно здравого смысла, я смогу решать сама, но я не верю. Отдавать кому-то контроль – это совершенно не о моей матери. Вдруг ровно в этот момент все отвернутся от нее? Я криво усмехаюсь, шучу сама над собой: нос не дорос. И не дорастет, если так продолжится. Но так не будет. Я не хочу.

Проверяю телефон и не нахожу ровным счетом никаких упоминаний об Илае. Даже хлипкого и несерьезного «с др, принцесса».

Я хмурюсь, мы с ним прощаемся долго и вкусно, он ничем не выдает.. Я, если честно, ничего не жду. В плане, он действительно не обязан. На его собственный день рождения я сама рисую и сама бью ему один из партаков. На изображении сложный механизм, я убила чертову кучу ночей, он неправильный, он технически неверный, он невозможен, он абсолютно невозможен, но он работает.

Этот механизм, неверный и невозможный, это мы с ним. Всегда мы с ним.

Я поднимаюсь лениво, я не то, чтобы на него зла, мне просто так хочется… Жгучее такое хочется, я хочу, чтобы он был рядом, чтобы мы были, я хочу, хочу, хочу.