, тот, кто стоял сейчас по левую руку от Амира.

Когда, повинуясь очередному жесту желтой когтистой руки, изрисованной какими-то письменами, перед Амиром возникло короткое видение падающего с полным боли криком наземь незнакомого черного дракона, юноша почувствовал, как его самого изнутри пронзило дикой болью. «Что это!?»



Всмотреться в видение демон – Амир не сомневался, что иначе и не назвать этого желтоликого – не дал, скомкав картинку, как кисею. Одним взглядом своим в тех картинах битв он вызывал у своих врагов трепет и ужас, но сейчас Амира почему-то не напугал горящий добела раскаленными угольями взгляд, что вперил в него демон. Юного всадника совершенно беспричинно затопила самая настоящая ненависть, что оказалась сильнее ужаса. Амир развернулся к демону, но не смог вымолвить ни слова из тех, что толпились у него на языке.

Демон же заговорил сам, варварски мешая общий язык с каким-то старым и странным наречием – но Амир все равно его понимал. Демон указывал на снова роящиеся в воздухе картины – всюду трупы, выжженные земли, гибнущие воины.

– Ты правда этого хочешь? – говорил он всаднику. Голос его был гулким, как будто отражался от медного гонга… или это сам гонг обрел вдруг возможность говорить словами. – Именно это и породит твоя ненависть, аргшетрон! Та самая, что клокочет в тебе сейчас!

Амир только сильнее стискивал кулаки и мечтал вцепиться в говорящего, но не мог даже двинуться.

– Эта война не твоя, малолетний северянин, покинь Гаэль. Все твои друзья все равно рано или поздно погибнут, проиграв в войне. Ты не поможешь им, ты не сможешь стать никаким спасением ни для кого, даже для самого себя! Меня никому не одолеть, глупец! И ты тоже погибнешь. Но сперва увидишь это!

Снова взмах руки демона, и, быстро сменяя друг друга, пронеслись в хороводе видений:

…Оро, зажимающий распоротый копьем бок и стремящийся из последних сил достать противника клинком в непослушной уже руке…

…Вердэн, то ли мертвый, то ли просто потерявший сознание – лицо до неузнаваемости заляпано свежей и подсохшей кровью, правая рука сплошь в затертых повязках, валяющийся рядом щит расколот…

…Кальбар, склоняющий голову на плаху…

…Истекающая кровью Айду, обвисшая на руках какого-то светловолосого незнакомца со зверским, отчаянным лицом…

…Тяжко распластавшаяся по холодным камням Льюла, тоже вся в крови…

В голове всадника замутилось, картинки дрогнули и расплылись, а в уши продолжал ввинчиваться настойчиво голос демона:

– Если ты не уйдешь с моей дороги, ты все это увидишь въяве, и именно ты будешь причиной их смерти! Вам не совладать со мной и моими армиями, вы просто самонадеянные букашки, даже ты, всадник – букашка!

– Не-е-ет! Уходи! Уходи прочь! – Амир собрал все свои силы, и наконец смог крикнуть.

– Как знаешь, – расхохотался демон и растворился в поднявшемся пылевом вихре.

Амир рухнул на колени и залился неудержимыми слезами – было так больно в груди, что, казалось, на каждом вздохе трескаются ребра, и становилось еще больнее, но юноша знал, что боль эта не физическая, не телесная. Только легче от этого не становилось – и от рыданий тоже.


Через секунду он почувствовал, что его трясут за плечо, и услышал голос Вердэна над ухом:

– Эй, парень, ты чего?

– Что!? – Амир дернулся было в сторону, но понял, что все, только что приключившееся с ним, было сном, и обмяк. – Ох, Вердэн, это ты… А что такое?

– Ворочался ты, бормотал, проклинал кого-то, зубами скрипел не хуже зверя, – рыцарь покачал головой.

– Мне кошмар приснился, – признался Амир.

– Так и понял, – Вердэн пожал плечами. – Когда кошмары снятся, надо будить – чтобы сновидец в них не заблудился. Спи дальше, еще даже не светает.