Фокс обнял наставницу за плечи, наконец поняв, что ее раздражение улеглось, и она больше не склонна расценивать любое предложение помощи как указание на собственную слабость.

– А-а-а, вот вы где! Вас обоих просил позвать всадник, – пошуршав кустами и выйдя, наконец, к беседке, некий подросток, явно посланный Силасом, неловко мялся теперь с ноги на ногу. – Хотя точнее, наверное, все же драконы, а не всадник… в общем, я передал, что вас искали!

Мальчишка развернулся и умчался прочь.

Да, как оказалось – все же в большей мере Айенгу и Фокса хотели видеть драконы. Яйцу Саиры до появления на свет предстоял срок не менее, чем человеческому дитя, но некоторые вещи, касающиеся всадников от рождения и драконов, предназначенных носить всадника от самого появления на свет, требовали внимательного контроля за состоянием будущих матерей и самих еще пока нерожденных детей. Такая ситуация была внове для всех, кто так или иначе имел отношение к ней. Магические связи уже слишком тесно сплетали будущих детей Айенги и Саиры, и поневоле теперь и драконице, и чародейке нужно было считаться с этим, и, как следствие, проводить много времени подле друг друга. Наверное, это было и к лучшему – так они хотя бы будут отвлекать друг друга от всего того невеселого, вползающего в душу.

С этого дня жизнь главных участников недавних бурных событий пошла более спокойно… насколько это было возможно в мире, буквально перевернутом с ног на уши.

Силасу на его долю, конечно же, доставалось немало трудностей, но он старался, как мог, не перекладывать свою ответственность на других – смалодушничав по юности всего, казалось, один раз, он теперь расхлебывал бесконечные отголоски той ошибки. Ему не хотелось, смертельно не хотелось, чтобы отношения еще с кем-то стали такой же очередной ошибкой. К тому же – хоть северянин Ингольв, сложивший голову в той чудовищной схватке и был ему, в общем-то, никем, и в запале он сам готов был казнить его за непростительную беспечность – Силас чувствовал все растущую вину перед Айенгой и собственным драконом. И да, потеря сразу троих всадников в годину Катаклизма больно ударила и по нему, старейшему всаднику мира, как ни старался он это скрыть ото всех.

– Значит, я сделаю все, что смогу, для будущего всадника, – пообещал он сам себе. – По крайней мере, одного всадника, и неплохого, я уже воспитал… справлюсь и снова. Не думаю, что Йэстена растить было проще, чем это будет с ребенком Айенги.

В общем-то, ему ничего не оставалось больше.

Он предпочел заняться судьбой мальчика, ставшего невольным заложником сложившейся ситуации – в первую очередь потому, что тогда этим занялся бы кто-то другой, а Силаса это не устраивало.

Ну и к тому же – не погрузись он сейчас всецело в семейные дела Волчицы и ее сына, новорожденного всадника новорожденной же Льюлы, дочери его собственного дракона – ему пришлось бы не менее глубоко погрузиться в политику.

Уж чего-чего, а политики он жаждал меньше всего.

Не смотря на холодность Айенги, которую безуспешно пытался преодолеть Силас, родившемуся мальчику он стал даже больше, чем наставником. Он воспитывал его, как воспитывал Фокса, и как воспитывал бы своего собственного сына, которого у Силаса никогда не было.

Ребенка назвали – по настоянию Совета и эллеральских чародеев – Та-Амиром, «несущим мир» в переводе. Мать мальчика только неприятно усмехнулась, когда ее принялись убеждать, что это самое лучшее имя для ее сына. Силас в очередной раз опечалился – с Советом у него никогда не было взаимопонимания, разве что Линдор еще склонен был прислушиваться к нему, но Линдор был один такой в Совете. Собственно, отчасти поэтому Силас и промолчал тогда… к тому же он знал, что Айенга уже нарекла сына по-своему, на северный манер. Северное имя – Имбар – означало «дар судьбы» и, по мнению и самого Силаса, и Саиры, было куда как лучше (а главное, точнее) предложенного эллеральцами. Всадник не обольщался – он знал, что мир настанет еще ох как не скоро…