Темнота опускается, туман затягивает саваном…

«Наконец-то тишина», – думает отрешенно Бриваэль.

***

Вердэн Д'Арайн который день пребывал не в духе. Он злился на себя, бессильно злился на ситуацию, но поделать ничего не мог.

После того разбитого зеркала что-то на самом деле случилось с Императором – почему, почему он не бросился в тот же миг отправлять вестника, колдовскую птицу с письмом, к Эдерену?! Ну и что, что амулет на создание вестника был последний!!

Нет, конечно, все сочли бы его, рыцаря Ордена, параноиком – но лучше так!

Император изменился. Неуловимо, но очень, очень странно.

Разбитое зеркало в зале для чтения. Приказ вынести все прочие зеркала из его личных покоев.

Голос государя, манеры – едва уловимо, но все стало другим.

Оно нарастало постепенно – сперва это было еле заметно, но сейчас, когда прошла уже дюжина дней с того момента, когда Верден подумал, что нужно отправлять письмо – но не стал…

А сейчас – не поздно ли?

Голос какой стал у государя – сухой, холодный, отрывистый.

И ни малейшего намека на улыбку – а ведь Бриваэля в народе любили именно за это его солнечное, открытое лицо всегда!

«Нет, вру – улыбался. Но как! Смотреть противно!»

А приказы? Какие приказы он стал издавать!

«На содержание военных отрядов дозволяю самим командирам брать на местах, у крестьян и торговцев, все, что потребно, без уплаты особой». Это в мирное-то время! Еле отговорили вводить это право прямо сейчас.

Вердэн, охваченный этим бурлящим потоком мыслей, все расхаживал вдоль самого крупного гобелена в Зале Собраний – скоро Совет. «Орденские же, кажется, ровно не видят, что с Императором что-то творится, а?» – спрашивал он сам у себя. – «Им он, наоборот, отчего-то таким нравится. Приказы его – все как один о наращивании военной мощи. Тем и нравится!»

Ни с кем не советуется, все собрания – чистая формальность, вот что, заключает наконец Вердэн. И это тоже кое—что новенькое.

– Ваше Величество, скажите, как ваше самочувствие? – Вердэн рискует вклиниться в долгий спор о том, повышать ли налоговый сбор на военные нужды – или давешнее дозволение таки вступит в силу.

– На что это ты намекаешь, рыцарь? Что государь твой ослаб? – сухой, царапучий смешок, следом – змеиная тонкая улыбка. Она на красивом лице Бриваэля смотрится чужой, приклеенной. – Что мне не под силу нести бремя власти?

– Да что это такое вы говорите, мой лорд? Ни в коей мере! – искренне ужасается Вердэн.

– Тогда отвечу – самочувствие мое самое замечательное, – государь гасит улыбку.

«Врет!» – первая мысль в голове Вердена. А вторая – «Да это же не он!» Эта мысль абсурдна и дика.

Нельзя в одну ночь подменить кого бы то ни было, этого просто не может быть. Или может?!

– Скоро приедет маг престола, Эдерен. Все же справьтесь у него, мой лорд, не потребуется ли…

– Эдерен? Хорошо, что напомнил. Он предатель и хотел меня отравить. То зелье – в нем был яд. К счастью, я вовремя заметил это. Предателя следует судить.

«Проклятье!»

Вердэн внезапно понимает – это снова вранье. Чистое вранье. Никогда Эдерен не стал бы злоумышлять против Императора. Хотя… Раньше он думал – Бриваэль никогда не станет разговаривать с ним в таком тоне, и вот же – разговаривает. Только что разговаривал. И нет оснований думать, что не станет и дальше. «Надо разобраться» – решает рыцарь. – «Во что бы то ни стало».

Темнота. Холод. Боль! Страшная, пронизывающая все существо – Бриваэль не знает, есть ли у сновидений тело – но боль относится не к телу, она где-то в душе, там, где самое ее зерно, самый исток силы души. И именно его скребет, точно стальными когтями, мучает и терзает неведомо что.