Поймав взгляд Амира, Фиантэйн опустил взгляд – уставился в кубок, где плескалась темно-рубиновая кровь вина. Почти сразу его примеру последовал Кинн – чтобы не засмеяться в голос, разумеется. Только сам Старший и не подумал строить каких-то сложностей на пустом месте. Вздернул чуть насмешливо безупречно очерченную бровь и вкрадчиво поинтересовался:

– Или же вы полагаете, любезный друг, что наши равнинные товарищи в самом деле почти ничего не знают об обстоятельствах, приведших нас на одну сторону в этой войне? О, все они прекрасно знают, уверяю! Даже если тактично делают вид, что нет. Верно же? И о моих делах в Брамстоне не судачил при дворе только ленивый!

– Нет, ну конечно, отрицать подобное и в самом деле невозможно, буде все это знают, но уверяю, лично я ни в каком разносе никаких сплетен не участвовал, – доверительно прижав руку к груди, промолвил Марх. Светлые – бесцветные, вернее – глаза его при этом полнились совершенно искренним участием. – И, смею уверить так же, мой друг Талврин тоже не питает пристрастия к сплетням.

– Вы не поняли, сиятельные князья, – Уаллэн одним глотком осушил кубок, что крутил в руках, и снова в упор взглянул на равнинных, все так же чуть иронично. – Я совершенно не считаю этот факт своей жизни зазорным. И я горжусь, что смог и вернуть по старым счетам сполна, как должно, и сделать для своей родины то, о чем так долго мечтал. Как и горжусь знакомством со всадником!

Те неловко замялись, Талврин буркнул что-то не слишком разборчивое, но отчетливо досадливое. Страдальчески прикусивший было губу Марх перехватил инициативу разговора у того, и каким-то чудом вывернул беседу снова на обмен любезностями и уверения во взаимном уважении, на чем две компании, к вящему облегчению обоих сторон, разошлись.

– А они тебя боятся, Уаллэн, – заметил совсем тихо Хакон, все это время разыгрывающий молчаливое изваяние. – И правильно делают.

– Нет. Они боятся Имбара, и при чем гораздо больше, чем меня, моего брата или племянника, – покачал головой тот. – Потому что вы, Горскун, отдельная сила. И, как все видели, сила немалая.

– Мы же на вашей стороне, – развел руками Амир.

– Да, для меня. Для клана Конрэй тоже. И даже для самого Мааркана. А вот для них – всякий, кто не свой, тот потенциально подозрителен. Впрочем, любой горный для них тоже не свой.

– Друзья, хватит о политике, успеется еще! – Кинн уволок откуда-то серебряный узкогорлый кувшин с вином, и принялся наполнять опустевшие полностью или наполовину кубки. – За вечер столько политических речей сказать придется – тебе, брат, в первую очередь, да и Амиру тоже наверняка! – так что давайте не будем усердствовать заранее. Лучше послушайте, кого я тут с крайморскими гостями намедни видел!

– Кого это?

– А помните того чудаковатого ученого, которого Амир притащил из южных предгорий? Смешной такой, кудрявый, чуть рыжеватый, и бородища нечесаная, как у охотничьего терьера! И пить не умеет совершенно еще… Как там бишь… Тэм, да?

– Тэммар Неболтливый, – негромко подсказали ему из-за спины.

– Вот его и видел! – Кинн взмахнул свободной рукой, словно подтверждая свои слова.

– Да иди ты! – не поверил Амир, да и остальные северяне поддержали его недоверие.

– Этого только еще не хватало, – нарочито холодно протянул Уаллэн. Видно было, что еще немного – и он рассмеется тоже.

– Да точно говорю!

– Кинн, вечер только начался, а ты уже надрался, да так, что всякое непотребство мерещится, —все так же холодно, изо всех сил пряча рвущийся наружу смех, продолжил глава клана.

Амир не выдержал, прыснул.

Следом рассмеялись все остальные, обмениваясь диковинными предположениями, чего еще и где Кинн мог повстречать после еще кувшина вина. При чем сам шутник предлагал самые причудливые версии и хохотал громче прочих. Пошутил ли Кинн, или незадачливый исследователь вновь вернулся в Гаэль, никто так на самом деле и не узнал.