Поэтому Кая точно знала, кто сказал, что так нельзя и почему. Но произнести это вслух не осмелилась. Открыла и закрыла рот, глубоко задумавшись. Это ведь учение Церкви Благого Демиурга, разве может оно быть применимо к северянам? У них ведь свои боги. И эти боги, судя по всему, никак не регламентировали любовь между мужчиной и женщиной. Правильно ли это? Хорошо ли? Нормально ли не осуждать женщину за то, что она отдалась мужчине, не ставшем ей супругом?

— Но как… — Кая хотела уложить в голове, что такое возможно и никак не возбраняется, что просто любовники никак не преследуются, что это в норме вещей, но у нее не получалось. Она была научена иному. Женщина, что была опозорена, изгонялась из общества. Поэтому так легко было казнить первую королеву. — Почему? Вы… Выходит, она совсем не защищена. Если вдруг вы решите оставить ее, она будет совсем одна.

— И? Если вдруг — то Лека легко найдет себе другого. Она слишком красива, чтобы долго оставаться одинокой, — Ульф рассмеялся. Опять.

Он снова и снова потешался над ее непониманием. Кая даже про усталость забыла, так ее задевал этот разговор.

— И это нормально? — нерешительно спросила. Ульф в ответ пожал плечами, мол, да, а что такого?

Кая и сама не понимала, что такого, но в голове все время всплывали строчки трактатов о чистоте и что женщина может принадлежать лишь одному мужчине, что только так можно быть угодным Благому. А все отступницы, нечистые, должны быть сурово наказаны. Особенно это касалось леди. Поэтому они так блюли свою репутацию. При наличии доказательств проводилась проверка, и никому не было пощады. О разводе или расторжении отношений женщиной и речи быть не могло. Вдов и разведенных повторно в жены почти не брали.

Но у северян, выходит, все было иначе. Лека могла оставить Ульфа и просто встретить другого мужчину. Никто не осудит, ничего не скажет. Это нормально.

Кая припомнила, сколько девичьих жизней было испорчено после обвинения в прелюбодеянии, сколько были обмануты мужчинами, обещавшими жениться, и подумала, что северяне все же правы, а трактатом церкви стоит подпалить костер, на котором будет гореть Тимей.

— Вы правы, — Кая виновато улыбнулась. — Простите, я забываю, что вам нет дела до учения церкви. Надеюсь, однажды и в Лейхгаре будет так же.

Усталость внезапно вновь на нее навалилась.

Дверь в комнату распахнулась, и две служанки внесли большое деревянное корыто. За ними следом вошла Лека.

Кая наконец обратила внимание, как она держалась рядом с Ульфом. В ней не было слепого раболепия, нездорового обожания или страха, свойственного большинству женщин Лейхгара. Лека была равной своему избраннику. В замке, среди леди, Кая такого почти никогда не видела. Горничные, конечно, были в этом попроще, но все же не чета северянкам.

— Тебе нужно искупаться, — Лека стала двигать ширму к корыту. — Потом спи в моей кровати. Я ещё пойду достану вам лошадей. Они тебя загоняли, да? Знаю я их. Вон ноги сбила. Кто вообще в такой обуви идет в лес?

Она не замолкала, и от ее живого бодрого голоса Кая засыпала. Казалось, она и правда задремала прям на стуле, пока служанки таверны носили воду.

— Эй, — Лека тронула её плечо. — Мойся и лезь под одеяло. Не спи так на стуле.

Кая моргнула несколько раз. Голова страшно гудела. Она поддалась Леке, которая тянула ее за руку, встала и пошла за ширму.

За окном совсем рассвело. Долгая ночь перемен наконец подошла к концу.

Кая, сонная, потянула за шнурок на платье и вдруг опомнилась.

Она резко убрала руки от тесьмы и выглянула из-за ширмы. Ульф дремал на одной из кроватей. Ньял склонился над столом, судя по всему, на нем лежала карта. Лека складывала вещи на пустующую кровать.