Вестибюль: Период царя Давида (ассирийское влияние).

Главная гостиная: Период царя Давида (хеттское влияние).

Читальный зал: Период царя Соломона.

Бар: Период царя Соломона.

Ресторан: Греко-сирийский стиль.

Банкетный зал: Финикийский стиль (ассирийское влияние) и т. д.

Г. А. ХУФШМИД

Декоратор, OEV&SWB

Женева

Красота ландшафта Иерусалима не уступает Толедо. Город разместился в горах, являя пейзаж из куполов и башен, окружённых зубцами крепостных стен, на столе из скал над низменной долиной. До самых дальних холмов Моава очертания страны напоминают горизонтали на физической карте, взметаясь по склонам правильными слоями изгибов и отбрасывая величественные тени в укрытых долинах. Огненным опалом свет отражается от земли и от скал. Случайно или намеренно сочинённое расположение превратило город в произведение искусства.

В отдельных деталях даже Толедо не может сравниться с крутыми извилистыми улочками, вымощенными широкими ступенями лестниц. Но улицы настолько узкие, что даже от одного верблюда помех не меньше, чем от автобуса на английских авеню. Толкаясь взад и вперёд по Кинг Дэвид стрит с раннего утра и до захода солнца, толпа по-прежнему представляет собой привычную восточную картину, чуждую наплыву пиджачных костюмов и очков в роговой оправе. Вот пышноусый араб из пустыни, проплывающий мимо нас в объёмном и расшитом золотом одеянии из верблюжьей шерсти; арабская женщина с татуированным лицом и корзиной на голове, закутанная в платье с традиционными узорами; мулла с подстриженной бородкой и в аккуратном белом тюрбане вокруг фески; ортодоксальный еврей с кудрявыми локонами, одетый в чёрную рясу и бобровую шапку; греческий священник и греческий монах, оба бородатые и пузатые, под их высокими и чёрными дымовыми трубами; священнослужители из Египта, Абиссинии и Армении; католический падре в коричневой мантии и белой шапочке; женщина из Вифлеема, чей откинутый назад головной убор под белой вуалью, как известно, – наследие норманнского королевства; и среди этого карнавала, разбавляя толпу привычными образами, иногда промелькнут случайный пиджачный костюм, кретоновое платье, фотоаппарат в руках туриста.

И всё же Иерусалим – это нечто большее, чем живописные места с никудышным видом многих восточных городов. На улицах можно найти грязь, но не кирпич и штукатурку. И потому фасады не осыпаются и не выцветают. Здания целиком сложены из беловатого, похожего на сыр камня, чистого и сверкающего, переливающегося на солнце всеми оттенками красного золота. Здесь нет ни шарма, ни романтики, но всё открыто и гармонично. Привычные ассоциации между историей и верой, запечатлённые в первых детских воспоминаниях, растворяются перед их истинным явлением. Схождение благодати, стенания иудеев и христиан, почитание исламом священного камня22 не окутали таинственностью genius loci23. Дух этот – властная эманация, вызывающая суеверное поклонение, быть может, питаемая им, но существующая независимо. И отвечает скорее на воззвания центурионов, нежели жрецов. И центурионы в очередной раз здесь. Одеты в тропические шлемы и шорты и говорят с йоркширским акцентом.

В этом сияющем окружении храм Гроба Господня24 выглядит самым неприметным. В нём кажется сумрачнее, чем есть на самом деле, его архитектура примитивна, а почитание заметно ослабло. Прихожанин входит в противоречие с самим собою. Притвориться отстранённым – высокомерие, благоговеть – лицемерие. Выбор меж двух зол. И всё же я избежал подобного выбора. В дверях я встретил друга, который показал мне, как вести себя на Святой земле.