– Наконец, всё закончилось, – пробубнил Сила, когда они с Кощеем ехали домой, тёмной ночью, совершенно уставшие и почти покойники.

– Ну, – просипел Скоморох, сидя рядом с ним на облучке и довольно оскаливаясь, – теперь мы богатые.

Он вытянул из кармана три пузатых мешочка, в одном из которых было серебро, а в двух других золото. Да уж, Мстислава Затворница, не пожадничала. Заплатила от души.

– Можно на неделю отпуск взять, – добавил Скоморох, пряча мешочки по карманам расшитого яркими лоскутками тулупа.

Сила кивнул. По сути похоронное бюро особых денег не приносило. А вот скоморошество Кощея, да. То на свадьбу пригласят, то на день рождение, то на именины, то на юбилеи… Каждый день у Кощея расписан так, что порой тот и дома не ночует. Иногда он один работает, иногда Силу тащит с собой. Сила все эти танцульки терпеть не мог, не для того он перевёртышем родился, чтобы в балагане плясать, но жизнь у них была такой. Мечи они сложили, а значит другим трудом надо на жизнь зарабатывать, да продолжать жить.

Когда, истопив баньку, помылись, а потом попили с мёдом чаю и спать завалились, Могильщик вдруг подумал о Мстиславе. Ну красива же! Так красива, что из головы не идёт. На картинках не так, будто художники искажают намеренно реальность. Однако, ведь в живую и правда ненаглядная. Аж глаза болят от красоты такой.

Сила уже засыпал, когда услышал лёгкое хлопанье крыльев, а затем шлепок, будто кусок теста упал на пол. Затем трепыхание, лёгкий, еле сдавленный хрип. Кощей дрых на своём чердаке, тяпнув после чая с мёдом сначала стопку подогретой водки с сухим стручком-перцем, а затем, запив всё это красным, горячим вином с перцем молотым. Скоморох никаких звуков не слышал, да и опасности звуки не несли, чтобы мрачному колдуну просыпаться. Но у медведя был острый слух.

Сила тихо поднялся с кровати, проследовал из комнаты на кухню. Предчувствие за делами насущными за последние дни слегка притупилось, однако стоило пройти в дверной проём, чуть пригибая голову на бок, чтобы не удариться макушкой о притолоку, как заговорила чуйка. Сила попытался отогнать гадкое ощущение… Но ничего не вышло. Нет, если подумать, то в принципе всё было не так страшно, однако птица влетевшая в дом через приоткрытое окно, которое Могильщик забыл закрыть, когда шёл спать всегда к беде. Но ещё к худшей беде – упырка, влетевшая в дом ранним утром – на висящих на стене часах застыло время: шесть минут пятого… Молодая, которой ещё и пятидесяти нет.

Переступив маленький порожек кухни, Сила застыл, глядя на приоткрытое окно и обеденный стол, а потом перевёл взгляд в сторону маленького разрисованного рунами холодильника, печи и табурета, на котором стояла небольшая бочка с водой. Чуть задрав голову, Могильщик внимательно присмотрелся. Забравшись почти под деревянный потолок, обратившись из птицы в человекоподобную тварь, упырша держалась острыми когтями за бревенчатые стены и смотрела на Медведя из-под густых, тёмных спадающих на лицо волос ярко-жёлтыми глазами, при этом скаля острые и длинные клыки. Нашла кого пугать? И чем. Дура. Тут пугливых нет.

– Сядь, – приказным тоном пробасил Сила, и упырка тут же соскользнула вниз, между холодильником и бочкой, и шлёпнулась на попу, с испугом глядя на хозяина избы. Более того, вид у неё при этом был наиглупейшим и Силе показалось, что перед ним ребёнок. Впрочем так оно и было. Вампиры до пятидесяти лет считались ещё детьми.

Медведь вздохнул, взял кружку, налил себе воды, выпил всё, вернул кружку на место и присел на табурет. Всё это время черноволосая девка сидела в углу, обняв худые ноги с торчащими коленками тонкими руками и большими, безумными глазами созерцала большого и страшного дядю.