– Прошу прощения? – Гриша сохранял спокойствие.
– А вы не слишком все же молоды для лейтенанта? Сколько вам лет?
– Двадцать семь, – соврал несчастный «Кузнецов» неубедительно.
– Да… А вам на службе позволяют носить такую прическу? Уж больно волосы длинные…
Гриша поежился. Цепкий взгляд Александра Анатольевича впился в его конский хвост.
– Что? А! Да… Меня никогда не спрашивали. Знаете, мне надо бежать, – Гриша сильно нервничал; на лбу снова выступил пот. – Все, мне пора, не забудьте про номер.
– До свидания, лейтенант, – усмехнулся учитель, когда Гриша в спешке покидал его кабинет.
Максим в фургоне проигнорировал и появление Гриши, и что они тронулись. Он хмуро уставился на дорогу и зелень кругом. Детали воспоминаний немного размылись с годами, но он не мог ничего из этого забыть.
Второй класс, ему семь; он уже не тощий ангел из рекламы киндера, но еще и не толстяк, одежда сидит плотно, но не тесно, волосы взлохмачены, но не спутаны, спина и плечи только начинают сутулиться.
Ровные ряды школьных парт, настолько одинаковых, что в трех можно и заблудиться. Абсолютно никто не хочет тут быть. Включая учительницу. Она сидела за столом: плохо окрашенная блондинка, за пятьдесят, с маленькими торчащими глазками и мужским лицом она напоминала раздавленную жабу.
Максим старался не смотреть на нее, он старался вообще никуда не смотреть и с каким-то трудом поспевать за ее бешеным темпом в записывании слов.
– Слово «ночь»! – она ходила вдоль доски и зачем-то повторяла вслух то, что записывала. – Миронов!
– Ну я. – В задних рядах сидел хамоватого вида мальчик с острым подбородком.
Он весь урок играл под партой с йо-йо и убрал, только когда его вызвали. Глядя на учительницу он нахально улыбался.
– Головка от буя! – весь класс рассмеялся глупым детским смехом, но хулиганистый мальчишка, очевидно, только упивался вниманием. – Разбор слова по составу! Быстро!
– Да я бы разобрал, Светлана Владимировна, но боюсь обратно не собрать! – класс снова заржал.
– А ну тихо! – визгливо квакнула учительница. – Плохо, Миронов. Мацкевич!
Сидящая за одной из передних парт в строгой позе девочка оттарабанила приготовленный заранее ответ без единой запинки.
– Окончание – нулевое, основа слова – все слово, корень слова – «ночь», корень слова – все слово.
– Хорошо…
Максим кривыми буквами записал сказанное в тетрадь, затем, судорожно меняя ручки, подчеркнул морфемы зеленым. Синяя ручка для письма улетела под парту и с оглушительно громким для тихого класса стуком выкатилась в проход.
– Медведев! – жаба резко переключилась на него. – У тебя что, руки отнялись? – класс семилеток уже воспринимал все эти выпады как стэнд-ап и начал смеяться. Максим выдохнул.
– Извините, Светлана Владимировна, ручку уронил…
– Я вижу, что уронил! Медведев, не мешай мне урок вести!
«Ни в коем случае. Можете продолжать унижать второклассников, я вам не помешаю!»
Максим потянулся в проход, чтобы поднять ручку. Он несколько раз протер пальцами грязный линолеум, прежде чем обнаружить, что ручку в руках вертит придурок Миронов, вызывающе смотря на него. Класс под диктовку разобрал записал еще два слова. Максим убийственно посмотрел на одноклассника.
«Я воткну эту ручку ему в глаз! Богом клянусь, воткну эту ручку ему в глаз! Как же меня достал этот придурок!»
– Отдай! – прошептал он одними губами. Весь класс шел далеко вперед, и Макс уже предвидел кучу красных жирных пометок в тетради.
Задира насмешливо пожал плечами и отвернулся к своей тетради. Еще с секунду посверлив Миронова взглядом, он вернулся к записям, взял из пенала другую ручку и продолжил мысленно карать нахального низкорослика.