Прежде чем повернуть направо, в сторону дома, Сурен успевает заметить с левой стороны, метрах в тридцати, свет фонарика, идущий из глубины внутреннего прохода сараев. Как кошка пробует коснуться воды, так свет осторожно, из-за укрытия, своей бестелесной лапкой тянется к дороге, но едва коснувшись асфальта, одергивает ее, и тут же пробует снова. Не сбавляя хода, Сурен поворачивается спиной к свету незнакомца и продолжает путь.

Первая мысль: не воры ли? И сам себе отвечает, что вряд ли воры будут ходить с фонариком.

«Что можно делать в сарае в полночь?» – спрашивает себя. И тут же отвечает: «Например, следить за отелом или опоросом».

Со свиньей дело ясное: если вовремя поросят не забрать, то она их съест. Проглядела эволюция этот нюанс… Что касается коровы, то ей часто помощь не лишняя. Тесть рассказывал, что однажды ему пришлось теленка буквально за ноги тянуть, чтобы помочь несчастной разродиться. Силы у нее закончились, стонать перестала, уронила голову на землю и дышит так тяжко, что вот-вот издохнет. При этом из нее уже торчит голова телка и две пары спичечных передних ног. Тогда и решился: взял за копыта детеныша и стал потихоньку тянуть, тот и выскользнул.

И тут Сурен вспоминает, как и сам несколько лет назад ходил за полночь в сарай к тестю помогать его корове облегчиться, после того как та обожралась овса из случайно оставленного в проходе ведра.

Оглядывается. Незнакомец идет следом: фонарик выключен, в руке ведро.

Этот прием Сурен знал с детства. На всю жизнь запомнил, как однажды к ним пришел сосед (маленький и кривоногий, жил в конце улицы) и стал просить помощи у отца: корова чего-то объелась, теперь распухла, как бочка, как бы чего не случилось. Тогда отец, работавший ветеринаром, подсказал, что делать…

Моль времени попортила память, но в череде сохранившихся воспоминаний был такой эпизод, в котором Сурен радостный бежал по улице и хворостиной гнал чужую рыжую корову, из которой бесконечно валились зеленые лепешки, пока корова не отощала натуральным образом.

Поэтому, когда жена положила трубку телефона и пересказала родительскую беду, Сурен взялся помочь с рвением и радостью того десятилетнего мальчишки, счастливого до Луны и обратно. Он тут же велел сыну собираться, благо на дворе стояла восхитительная теплая летняя ночь.

Тесть не сразу согласился, даже скорее был против, но других вариантов не было. «Как бы ноги у нее не разъехались, чтобы не переломалась», – сказал он. Сын взял припасенную хворостину. Сурен, за неимением второй, взял доску от ящика.

Тем временем Сурен вступает в световое пятно первого из двух фонарей улицы Старикова. Это метка перекрестка, который уводит дорогу в объезд поселка, к Сычевой горе. Ее асфальтовое покрытие проводит ровную черту между сараями и Новыми домами. Первые два дома тут – у дороги. А это уже, считай, цивилизация. С правой стороны от Старикова – сектор частных домов.

Оглядывается. Тот идет следом.

Она не хотела даже двигаться, а уж заставить ее бежать казалось делом невозможным. Удивительной была слишком твердая отдача удара, который приходился в мягкое место бедра. А когда она все-таки побежала, грузно и неуклюже, то ставила ноги так нелепо, удерживая на них свое тучное круглое тело, что казалось, и правда может «переломаться».

План сработал: вскоре из нее полилось. Лепешки шлепались об асфальт и разлетались вокруг. Чтобы не поскользнуться, приходилось бежать сбоку, а то и перепрыгивать. Дорога шла под уклон, и в какой-то момент корова так разогналась, что стала отрываться от преследователей. Бежать в кирзовых сапогах было неудобно, они едва не слетали. «Заворачивай ее!» – кричал он сквозь смех. Сын – шустрый и тонконогий – смог догнать ее, спугнуть на обочину, в поле, где она быстро потеряла прыть. Было и смешно, и радостно, и хорошо. Это был по-настоящему счастливый момент жизни.