Видя такой оборот, глава семьи дал ей увольнительную, то есть не совсем, конечно – как это можно в их-то возрасте: летом она несколько дней жила в Выселках, а зимой, напротив, большую часть времени Клочихин проводил в ее владениях. В конце концов, обзаведшись радикулитом и гастритом, наскучив приготовлением овсянки и тушенки с макаронами, Сергей Степанович сдался и решил расстаться со своей полухолостяцкой, почти робинзоновской жизнью. Радости Надежды Ивановны не было предела. Что и неудивительно: Клочихины отличались упрямым, даже капризным иногда характером, доходящим до отметки «вредность». Хотя упрямство представители этой замечательной фамилии выдавали за упорство, а капризность – за разборчивость. Все эти черты были свойственны Сергею Степановичу, и даже в несколько умноженной степени. Понятно, что возвращение великовозрастного Маугли к своему домашнему очагу было встречено со сдержанным ликованием.

У Корнева же ситуация складывалась глупая: приятель Листунов уж, без сомнения, принялся готовить встречный марш сослуживцу со всем причитающимся, а тут приспичило дядьке срочно эвакуироваться из его таежной заимки. И ведь предыдущие дни и недели текли размеренно и спокойно, а тут на тебе! Хоть разорвись. Хорошо еще, нет какой-то неотложной третьей заморочки!

Напрасно он так подумал: не успел после разговора с дядькой сообщить Листунову об изменившихся обстоятельствах, как телефон зазвонил снова и Андрей коршуном налетел на гаджет, будто боясь его бегства. Звонила Анна, что само по себе уже было событием. Они хоть и старые знакомые, но обмениваются звонками не так часто, а встречи – совсем уж случайны. Некогда, потому что. Анна Звонарева готовит диссертацию по искусствоведению, замыслив строить карьеру по этому, в общем-то, сомнительному направлению, а Корнев постоянно был завязан на своей экономической службе. Нередко приходилось трудиться сверхурочно, поскольку начальник хотел выглядеть. То есть, перед вышестоящими.

– Привет, Андрей! – раздался в трубке голос искусствоведа.

– Здравствуй, здравствуй, Аннет! Давно тебя не слышал!

– А твой голос, похоже, я скоро и не узнаю!

– Ты что, как можно! Я в два раза чаще буду звонить. Но ты ведь сейчас вся в трудах?

– Одно другому не мешает. А звоню по случаю дня рождения. Нет, у меня не два: один, как и прежде. У Лидии Ершовой, подруги моей, день ангела. Буквально завтра. Там узкий круг, но мужчин недостача, одни приятельницы. Вот я и подумала, что, если и ты присоединишься?

– Горе, горе мне, бесталанному! – в голосе Корнева послышалось неподдельное расстройство. – Понимаешь, дядька у меня заболел и попросил подменить его на вилле, собаку кормить, кошку, разные крестьянские дела. Это в Выселках. Да пошел бы он, но я уже дал согласие, что сегодня там объявлюсь. Невезуха!

– Да уж, – разочарованно отвечала трубка, – человек предполагает… И надолго ты на вахту?

– Неделю-другую, он говорит. Пока найдет покупателя.

– По-моему, туда покупателя года два надо искать.

– Но я-то согласился только на две недели. А знаешь, что?

– Откуда же мне знать?

Речь абонента оживилась:

– А давай туда поедем вместе! Посмотришь на первобытное житье, натуральное хозяйство увидишь в натуре, цветы-ягоды-грибы. Огурцов тебе наберем – дядька говорит, их нынче море! А потом я доставлю тебя обратно.

– Так ты ведь едешь сегодня, а обратно ночью будешь доставлять? Ведь мне надо будет еще привести себя в соответствующий вид!

– Вот уж истинно, горе. Тогда, может быть, после именин? Думаю, там замечательней, чем в Антальях.

– Ну, это видно будет.

– Да, тогда немного отложим. Я ведь и сам-то в Выселках еще не был. Вдруг там совсем не формат. Съезжу, посмотрю, а уж потом… Да?