– А я пока не давал разрешения здесь проповедовать. Ведь вы сказали, что шериф настаивал на моем разрешении, верно?

– Разумеется. Кстати, я готов хорошо заплатить за палатку.

– И сколько?

– Назначьте цену.

– Шесть монет.

– Расхожая цена, – сказал Преподобный. Он полез в карман за деньгами.

– Вечер для проповеди выберу я.

– Не хочу мешать заведенному вами порядку. Выбирайте.

– Отлично. В субботу.

Преподобный удержал руку с деньгами.

– В субботу? Однако, преподобный Кэлхаун, при всем уважении, это худшая ночь для проповеди. Все отправятся в салун.

– Соглашайтесь или проваливайте, мистер Мерсер.

– Преподобный Мерсер.

– Так что?

– Согласен. – Поморщившись, он вложил монеты в протянутую ладонь.

Кэлхаун пересчитал их и сложил в карман штанов.

– А вы точно проповедник? – спросил он.

– Не похож?

– Проповедник не носит оружия. Вряд ли оно подобает Божьему промыслу, мистер Мерсер.

– Преподобный Мерсер.

– Довольно необычно видеть человека при револьвере, вроде обычного стрелка, который якобы служитель Божий.

– Кто сказал, что Господу служат лишь миролюбием? Бывает, против неверных надлежит обнажить меч… или ствол… – Улыбка. – Да вам и не случалось посещать мою службу. Иногда нужен аргумент, чтобы собрать паству.

Если Кэлхаун и уловил шутку, то вида не подал. – Итак, вы берете палатку, мистер Мерсер? У меня дела.

– Ах да. Палатка.

Обстановка внутри церкви была скудной. Ряды скамей, на возвышении – кафедра, за ней на стене – грубый деревянный крест с распятым Иисусом, выполненный в гротескной немецкой манере. Ровно по центру среднего ряда скамей располагалась дверь. Кэлхаун подвел туда Преподобного и открыл. Просунув руку внутрь, он вынул керосиновую лампу и зажег. Немного выкрутил фитиль, и они стали спускаться по скрипучим ступеням.

В задней части помещения Преподобный различил высокое окно, занавешенное плотной шторой. Через нее пробивался свет. Притом что комната была длинной, ее потолок располагался вровень с основным помещением церкви. Похоже, некогда в церкви был второй этаж, но потом его снесли, чтобы расширить пространство для хранения разной утвари.

Ящики, бочонки, тюки и коробки были нагромождены в штабеля. У стены возвышалась покрытая пылью оружейная стойка с винчестерами, двуствольными дробовиками и парой старинных ружей Шарпа. Возле – несколько ящиков с надписями «Патроны» и «Оружие».

– Для человека, не питающего склонности к оружию, у вас неплохой арсенал, – заметил Преподобный.

– Не нужно ехидничать, парень… Поначалу эту церковь строили как склад и оплот от нападений разбойников и индейцев… Но они не слишком нас донимали. Ружья так и остались здесь, как и решетки на окнах. На будущий год я сниму решетки и постараюсь убедить городской совет вынести всю эту рухлядь.

– Что в этих ящиках?

– Инструменты. Кое-какая одежда. Пистолеты и пули.

Преподобный подошел к оружейной стойке и присмотрелся. Хотя кое-где на ружьях виднелись пятна ржавчины, в целом они были в полном порядке. Толстые кирпичные стены хорошо защищали от влаги.

– Вот палатка, мистер Мерсер.

– Преподобный Мерсер, – поправил Джеб, обернувшись.

У него случился рецидив.

Следом за тем, как они с Кэлхауном выволокли по лестнице тяжеленную палатку и Преподобный нанял повозку для перевозки в отель «Монтклер», где с полдюжины ребятишек помогли затащить ее в номер – он снова увидел ту женщину. Когда он рассчитывался с мальчишками на мостовой возле отеля – как положено, по шесть монет каждому, – он увидел, как похожая на его сестру брюнетка переходит улицу под руку с пожилым господином.

Она обернулась и взглянула на него. Между ними была порядочная дистанция, но Преподобный ощутил покалывание в теле, как после близкого удара молнии. В чреслах у него засвербело, а на душе сделалось муторно.