Зазвонил телефон. Всполохом – надежда: Костян звонит.

– Алло! – крикнул Валерка в трубку, – Костян, мать твою, ты где шаришься, ночь на дворе, в стоп завтра!..

На том конце откашлялись. И официально поинтересовались:

– Бригу Константину Всеволодовичу кем приходились?

– Братом, – упавшим голосом ответил Валерка, сразу расслышав прошедшее время, – двоюродным, – зачем-то уточнил он…

…Глаза у Костяна были широко открыты. А вокруг них – вонзившиеся в кожу мелкие стеклышки.

– Он?

Валерка сглотнул, в горле пересохло, не в силах ответить, отвести взгляд от этих мелких стеклышек, он кивнул.

Ему отдали одежду Костяна, бумажник, сберкнижку, тоненькую золоченую оправу очков с разбитыми стеклами. Патологоанатом – молодой рыхлый мужик похлопал сочувственно по плечу.

– …Что? – сказал Валерка, – что случилось?

– Передоз, – равнодушно ответил дядька, заполняющий бумаги. Здесь, в прокуратуре, они все были в штатском, ни звания, ни должности не понять… Валерка кивнул. Передоз так передоз.

– Наркоманы хреновы… – пробормотал дядька. И тут до Валерки дошло. Он схватил мента за грудки, тряханул и заорал:

– Какой передоз?! Не кололся Костян!!! Не кололся он! Не нюхал! Он, даже траву не курил!!! Он жениться хотел, диплом, детей, «аншлаг» по субботам!!!

Мент отодрал от себя Валеркины побелевшие пальцы. Поправил рубаху.

– Не кололся? Значит, вкололи? Кто вколол? Не ты ли? У него квартира. Завещание на тебя…

Значит, знал?…

«Жить-то как хочется! Сыграй эту… «Последнюю»

Не кололся. Значит, вкололи…

– Он не кололся.

Мент выглянул в коридор, плотно закрыл дверь, наклонился к Валерке и тихо-тихо зашептал:

– Ты что вопишь, парень? Я тебе говорю, молчи лучше. Тут такие люди замешаны, что тебе лучше молчать. На тебя же все и повесят. А так – самоубийство. Случайное. Дозу не рассчитал. Все чисто, никто не при делах…

– С-сука…

– Подписывай. Подписывай, тебе говорю. Пацан, ты пойми: завещание на днях только оформил, все бумаги при нем были. Чтобы ты, сучонок, в случае чего, бомжевать не пошел. Ты думаешь, он обрадуется там – мент ткнул пальцем в потолок – если ты сядешь? Ни за что?

– Он не кололся…

– Тьфу ты, пропасть. Уперся, как баран! Ты брату этим не поможешь! Ему все равно уже! Себе только хуже сделаешь! Да ты мать свою пожалей! Есть у тебя мать? Одного хоронить, другому передачки таскать… Не докажешь ведь. Даже если алиби у тебя железное – не докажешь… Я тебе говорю… И их ты не посадишь. И не отыщешь. И не вычислишь… Не кололся твой брат. Но ты молчи, пацан. Молчи. Сын у меня, как ты…

Утром Валерка позвонил Костиным родителям, упустив из виду, что у них – глубокая ночь. Трубку снял дядя Сева.

– Дядь Сев… Это Валерка… Костя, дядь Сев… умер…

– Вылетаем, – по-военному четко ответил дядька. – Бери записную книжку и обзванивай знакомых, – помолчал. И добавил вмиг постаревшим голосом, – как же так?..

Маринка сама позвонила.

– Валерик, Котеньку позови.

– Марина, умер он…

Потом тупо набирал по записной Костиной книжке номера и сообщал всем, кто снимет трубку.

Ленке позвонил. Ничего сказать не успел, поздоровался только. Она по голосу поняла: что-то случилось.

– Валерка, я сейчас. Жди меня, Валерка. Я выхожу. Я уже…

Прибежала. Запыхавшаяся. Волосы – по плечам русыми крыльями.

– Что, Валерка? Не молчи, что?! На тебе лица нет! Что случилось?

Сказал. Без эмоций сказал. Не было сил на эмоции.

Ленка вскрикнула, прижала пухлые розовые ладошки к щекам, замотала головой. Обняла его.

– Держись, Валерка, держись, маленький, ну, я с тобой…

Усадила его на диван, побежала на кухню – ставить чайник, отпаивать его крепким сладким чаем. Ей было страшно видеть его таким потерянным, с лицом, застывшим бескровной маской, глазами, словно обращенными куда-то вглубь…