– Нос вправил? – Валерка кивнул. Движение отдалось тяжелой болью в затылке.

– Хватило мозгов, – бросил Костян. – Придурок. Детский сад – джинсы на подтяжках…

Лена сидела поодаль, смотрела на Валерку, как на Илью Муромца, разогнавшего в одиночестве орду татар.

Валерка промолчал. Лег обратно. Ему было больно смотреть на свет. Костян, похоже, удивился, что Валерка на ругань не реагирует.

– Сотрясение мозга – констатировал врач, – Точнее могу сказать только после рентгена. Поехали?

Валерка представил себе тряску на колдобинах в неуютной «скорой», длинные больничные коридоры, мента, который всегда в таких случаях пытается выяснить обстоятельства произошедшего… Написал отказ. Дня три влежку лежал, не в силах лишний раз подняться. Голова была словно ватой набита, смысл происходящего доходил с трудом.

А когда оклемался, Костян, без сострадания глядя на расцвеченную сине-зелеными полутонами физиономию Валерки, высказался:

– Одно слово – придурок. Геройствовать захотелось… Мы с тобой наркоту возим! Нам с тобой светиться нельзя нигде и никак! Нам даже дорогу только на зеленый свет переходить! А ты в драку ввязываешься, в ментуру попадаешь, едва по статье не идешь… Отпечатки пальцев, опять же… Ну как есть придурок…

– Костян! А ты, наверное, телефон отключил бы. – равнодушно ответил Валерка. Выпады Костяна его не обидели. – И спать бы лег спокойно, да, Костян?

Костян посмотрел на него в упор, поинтересовался, блеснув своими очочками:

– Тебе, наверное, мало вломили. Тебе, наверное, не сотрясение мозга хочется, а трепанацию черепа.

– Костян, а Костян! – протянул Валерка на это, – ты мне брат. Но не зли меня, Костян. Я в гневе неприятен…

Больше они к этой теме не возвращались.

Что там у Костяна с Леной вышло – Валерка не в курсе был. Только вскоре вместо Лены брательник стал названивать какой-то Инне, потом Ксюше…

Лена тоже не рассказывала. Валерка порой забегал к ней – просто так, узнать, как жизнь. В кино разок сходили. А больше и не было ничего.

Только Лена однажды сказала:

– Валерик, ты же маленький еще. Совсем мальчишка. Думаешь, это любовь. А на самом деле любовь – когда обнимаешь человека и знаешь: я хочу от него ребенка…

Вскоре Лена вышла замуж. И родила ребенка. Порой Валерка сталкивался с ней на улицах города, здоровался и думал: она выглядит так, словно в браке счастлива…

… – Давай на Булус заедем? – спросил водила, когда они выруливали с причалившего парома на берег.

– Давай заедем, – согласился Валерка. Булуус, чудо природы, стоил потери времени.

Пятнадцать минут вдоль алааса, еще пяток – мимо густого сосняка, миновали будочку смотрителя и выехали на берег Булууса.

В обрамлении стоящих частоколом зубочисток сосен, посреди заросшего темно-зеленой травой луга, в углублении лежала ровная, словно очерченная по циркулю окружность ледяного озера. В жару этот лед казался сюрреализмом. Окно в вечную мерзлоту, озеро не оттаивало никогда. С берега в ледяную чашу сбегал небольшой ручеек, прорывая во льду голубую широкую пещеру.

– Хорошо-то как! – жмурясь на лед, сверкающий под солнечными лучами, воскликнул водила. Валерка пригоршней зачерпнул прозрачной воды из ручья, напился, умылся. Вода была чистейшая и казалась святее, чем в церкви…

…За окнами машины замелькали Качикатцы. Исконным названием села было словечко Хачикас, но что оно означает – не знали даже старожилы. Село разбивалось трассой на две части – собственно, Качикатцы и ДСР. Они разительно отличались друг от друга – деревенские домики Качикатц с завалинками, наличниками и палисадничками казались совсем крохотными на фоне благоустроенных двухэтажек ДСРа.