– Батюшка, – молвил младший сын, – когда ты из дома уходил, воткнул нож старый в дерево у крылечка терема. Коли потемнеет оружие твое, поймут домашние, что беда случилась. Позволь братьям и проси Честимира свои ножи, долго для превращений используемые, в лесу этом в потайном месте воткнуть.

– Да, да! – закивала головой Агафия.

– Ладно. Только, Воик, если все-таки потемнеют ножи – девиц в Новый Волчок тащить нечего. Найди им приют надежный. Нас не ищи, домой возвращайся, позаботься о сестрах и матушке, – вздохнул Радолюб.

Они уже в лес зашли далеко. Солнце ярко светило сквозь не обросшие еще листвой, но покрытые почками ветки деревьев. Прошлогодняя хвоя рыжела на низких молодых соснах. Честимир шагал впереди, иногда даже по лужам, думая о предстоящей разлуке с племянницей и опасном пути. Радолюб шел следом, по сторонам оглядываясь, выбирая подходящее место. Агафия и Бортэ держались вместе, воду и грязь обходили. Княжна спросила у волколака мудрого:

– Кого, кроме кередов, надо по дороге в Новый Волчок больше всего опасаться?

Девица в зеленом платке скривилась, вспомнив свою встречу с лешим: если бы не пришедшая на подмогу медведем обернувшаяся Агафия, не вернулась бы Бортэ в свою юрту. Княжна и (тогда еще) ханум пока не знали друг друга. Так и познакомились…

– Бойтесь пуще всего поончаха. Это или девка, или мужик с веревкой, а в макушке дырка. Когда видит кого в отчаянии, преследует того, пока с ума не сведет, повеситься не уговорит. От духа этого не убежать, уговоров он ничьих не слушает. Один способ спастись: конем обернуться и напугать чудище. Поончах их боится, уйдет охотно. Жаль, не сразу волколаки об этом догадались. Сказывают, так боится нечисть жеребцов, что и на том свете ездит на душах тех, кто по просьбе ее повесился. Может, другое что. Не заводят в тех местах коней люди.

Воик нашел случайно в кустах череп лошадиный. Выбрав сосну подходящую и к корням ее кость страшную положив, воткнули в серо-рыжий ствол ее Честимир, Добрыня и Путята ножи. После возвратились все в Беркут и объявили Зверополку и Колояру, кто к княгине Ясинке пойдет и кто останется в избе у глухой хозяйки и бормотавшего что-то с печки деда. В путь собрались быстро, желая после обеда отправиться. Покуда старший и средний братья показывали знакомым с Палицкого Холма и Налимова Плеса коней и телеги, Радолюб нацарапал на куске бересты сетку рек и отметил точками, куда волколакам в случае чего лететь надобно. Агафия, с позволения хозяйки, укладывала в узелки странникам хлеб, встав так, чтобы с улицы в горнице одна спина ее видна была и всех закрывала.

Проводили девицы и Воик прежних спутников и новых знакомых своих до ворот. Золотоволосая племянница заклинала дядюшку оживленно:

– Только смотри, Честимир, без нас с Бортэ на княжество не венчайся и не женись – на твоих праздниках я побывать хочу!

– Коли хочешь, на что угодно поспорим, что холостым мне еще долго ходить.

– Как долго? До осени, к примеру?

– Если женится Честимир до осени, пусть подарит нам с тобой, Агафия, терем отдельный. Молодая парочка часто обняться хочет, словечко друг другу шепнуть ласковое, а мы, девицы чистые, в любом углу мешаться будем, так уж заведено, – рассуждала Бортэ с серьезным видом.

Глаза ее блестели лукаво. Поняв смысл речей кередки, княжна и юноши – Воик, Путята, Добрыня, Зверополк и Колояр – рассмеялись, схватившись за животы. Немалых трудов стоило Радолюбу и Честимиру угомонить молоденьких волколаков.

– Не женюсь. Коли слово не сдержу – будет вам терем, проказницы, – пообещал дядюшка.

– Ура! – закричали девицы довольно.