— Мне нужны гарантии, что это не станет достоянием общественности? — сдался король.

— У вас есть мое слово, — просто ответил Гэбриэл. Жаль, что он не может привести пример из Беонтии. Тогда беонтийский король разыскивал свою юношескую любовь, а в стране начинался переворот, и Гэбриэл попал к противникам короля, которые уж очень хотели узнать дворцовые тайны. Но слово есть слово. Сломанная в двух местах рука заживала дольше обычного, но Гэбриэл так и не раскрыл то, что обещал сохранить в секрете. Увы, рассказать об этом Эдвину он тоже не мог. — У вас есть только мое слово, но оно стоит немало. Для меня. Я могу раскрыть правду тем, кто будет мне нужен во время поиска, но, уверяю, ненадежные люди ничего не узнают.

— Значит, без гарантий, — задумчиво произнес король.

— Вам придется либо довериться полностью, либо смириться, что ваш сын где-то далеко. Это ваша проблема и ваш выбор.

Эдвин фыркнул. В его взгляде появилось раздражение.

— Мальчик, — скептически поинтересовался он, — тебе лет-то сколько, что ты так в себе уверен?

К этому вопросу Гэбриэл был готов. Его всегда спрашивали о возрасте, будто от этого зависят умственные способности или умения.

И ответил он привычно:

— Тридцать. — Король Алаиды казался человеком наблюдательным, и лет тридцать пять уже бы не прошли.

Однако не прошли и эти.

— Я согласен на доверие, — заявил Эдвин, — но на обоюдное. Я же не слепой. Ты гораздо младше.

Что ж, король умен и внимателен. В принципе, Гэбриэлу было безразлично, сколько ему лет. Он — это он. Но нанимателей почему-то всегда нравилась цифра побольше. Но, если Эдвину страшно рассказать о себе правду, не получив ничего в ответ, то почему бы и нет?

— Мне двадцать три года, насколько мне известно, — честно ответил Гэбриэл. — Моя мать умерла, когда я был слишком мал, поэтому я не знаю свой точный возраст. Но разве это имеет значение?

Король покачал головой.

— Никакого. Но я хочу знать хоть что-то о человеке, которому собираюсь доверить тайну всей своей жизни.

Слово «собираюсь» звучало обнадеживающе, вот только о своем прошлом Гэбриэл откровенничать не собирался. Не было в нем ничего хорошего, и нечего в него посвящать посторонних, когда сам не много знаешь, а то, что знаешь, хочется забыть.

— Где ты учился? — И все же, узнав возраст, королевское «вы» окончательно перешло в «ты». Как всегда.

— Везде, — невозмутимо ответил Гэбриэл. Это была ложь, но на данный вопрос он не могсказать правду. — На улицах. Если вы об учебных заведениях, то ни в каких.

Король недоверчиво хмыкнул.

— А откуда тогда такие манеры, правильная речь?

— По-вашему, по улицам проходит и проезжает мало богачей? Если хочешь чему-то научиться: смотри в оба и повторяй. Для этого нужны лишь цель и упрямство.

— Которого, как я вижу, тебе не занимать.

Гэбриэл кивнул, отмечая, что король поверил.

— Правильно видите. Но, мне казалось, мы начали говорить о вашем сыне.

Король задумчиво пожевал губу, уже не стесняясь показывать свое волнение, и начал:

— Это произошло больше двадцати лет назад…

История оказалась недлинной. И Гэбриэл пытался впитать в себя каждое слово. Однако не было во всем этом чего-то необычного. Таких историй он слышал уже не один десяток. И вечно-то люди типа Эдвина списывают свою трусость на то, что тогда они были слишком молоды и обстоятельства были против них. Вот и все, что случилось с сыном короля, не было необычным. Гэбриэл не собирался ни стыдить Эдвина за малодушие, ни хвалить за то, что он, наконец, решил отыскать Ричарда. Это дело на совести Эдвина, и прощать или осуждать его — личное дело его сына.