Бенефис Сулеймановой вызывал недоумение. Обычно его проводят в честь актрис, отягощенных грузом званий, наград и прожитых лет. Наград у Гузель хватало, а вот возраст… Перед зрителями была девушка, у которой, казалось, вся артистическая карьера впереди. То было заблуждение: балерины очень рано выходят на сцену, в пятнадцать лет. Через десять лет, если есть данные, – это уже солистка, сложившийся мастер, прима-балерина.

В балетной труппе оперного театра установлены демократические начала. Здесь нет, как в имперских, королевских театрах, балерин первого положения, примы – балерины и этуали. Есть ведущие и кордебалет. Гузель – ведущая.

С той поры, когда она впервые вышла на сцену (это была сцена Дворца культуры нефтяников), прошло шестнадцать лет. На ней она станцевала вечнозеленый матросский танец. Ее наставницей тогда была Наталья Маркидонова, руководитель танцевального ансамбля «Лейсан».

В хореографическом училище педагогом-репетитором была Людмила Шапкина. Сулейманова не устает повторять, что ей с педагогом очень повезло. Занимаясь с детворой в училище, Людмила Шапкина продолжала выступать в главных партиях на сцене оперного театра. Таким образом, ученики имели возможность видеть и наблюдать ее в двух ипостасях – педагога и актрисы. Это были совершенно непохожие, разные люди. На сцене – игривая Китри («Дон Кихот»), сотканная из воздуха и света Одетта и гипнотически обольстительная Одиллия («Лебединое озеро») … В классе строга и неумолима. «Держи ногу под углом в девяносто градусов, вот так. И не вздумай ее опустить», – повелевает Шапкина и протягивает под ногу девочки свою ухоженную руку с отточенными полированными ногтями. Дрогнешь, опустишь ногу – наткнешься на частокол острых ногтей. Жестоко? Сурово? А как иначе?

Двенадцатилетняя девочка приходит домой и мать с ужасом обнаруживает на ее теле синяки и царапины. «В училище ее истязают!» – догадывается она. Увы, здесь ее учат искусству танца. А чтобы выпорхнуть на сцену хотя бы в кордебалете, нужно пролить семь потов. Без преувеличения. Это может подтвердить обязательный для балетного класса и репетиций многострадальный купальник.

В хореографическом училище своя атмосфера, свой дух и некоторая изолированность от общей, повседневной и суетной жизни. Разве не странно, что Гузель, будучи уфимкой, первые семь лет жила не дома, а в общежитии, в комнате на троих? А если подумать?.. К чему разрываться между домашним уютом, некоторой расслабленностью, разбросанностью бытия и аскетизмом училища, которое забирает тебя без остатка, отрывая от семьи, улицы, двора. Здесь все сразу ясно: хочешь стать балериной, о мирских соблазнах забудь.

Мама у Гузель журналистка, папа – врач. Проявив уважение и понимание, они доверились выбору дочери (напомню, что речь идет о семилетнем ребенке) и никогда не давили на ее психику, не докучали нравоучениями, разговорами на артистические темы.

Не все выпускники училища выдерживают испытание балетом: уходят в домохозяйки, таксисты, журналисты. Или в «красотки кабаре».

Ее путь к успеху и признанию не был легким и прямым. Говоря пафосным, романтическим языком, в розах было достаточно много шипов. Но вот что интересно: Гузель рассудительна, мудра не по годам. Когда она достаточно уклончиво, дипломатично ответила на мой прямой и, пожалуй, провокационный вопрос, я заметил: «А ведь вы – готовый министр иностранных дел». Она рассмеялась.

Меня, право же, удивила ее способность оправдывать травмы, болезни, неудачи, извлекать из них пользу, прямо по «Айболиту – 66», который поет: «Это очень хорошо, что пока нам плохо!». В 1996 году башкирский балет под знаменами Юрия Григоровича отправился покорять Соединенные Штаты Америки. Гузель, тогда еще студентка, была зачислена в команду Григоровича – Терегулова, но из-за болезни осталась в Уфе. Другая рвала бы на себе волосы от расстройства и огорчения. Гузель же считает, что ей повезло. «Как хорошо, что я не поехала в Штаты, – рассуждает она, – смогла основательно подготовиться к госэкзаменам. Моим подругам, уехавшим на гастроли, пришлось очень тяжело. На них свалились огромные нагрузки. Они вынуждены были догонять, работали на грани нервного срыва».